Танец бабочки - [103]

— Зачем? — восклицает Кэйко, наливая очередную чашу. — Пить — так напропалую!

— Будем разлагаться постепенно, — аргументирует Икуно.

— А я думала, что вы отчаянный, — произносит девушка и припадает ко второй чаше.

Рёнин придирчиво осматривает гостью:

— Интересная мысль, — кивает следопыт и не долго думая, опрокидывает сакэ в горло.

Вино оказывает волшебное действие.

— А ты определенно становишся привлекательной, — подтверждает Икуно предположение гостьи глубокомысленным замечанием.

Матабэй возвращается с вареным рисом в самый разгар веселья.

— Вот видите… — слегка захмелев улыбается Кэйко.

— Но, — Икуно подымает палец. — Это во мне говорит сакэ.

Старик чувствуя себя лишним, находит вполне оправданный выход из ситуации:

— Я бы не прочь, чтобы во мне тоже говорило сакэ.

Кэйко спешит навстречу пожеланиям хозяина и молча наливает вино. Девушка, изрядно захмелев, обрела невиданную смелость.

— За что пьем? — подымает чашу Матабэй.

— За пьяную любовь, — лепечет Кэйко навеселе. — То есть я хотела сказать за опьяняющую любовь.

— Красиво, — старик изображает мечтательное лицо.

— Ты веришь в любовь? — спрашивет Икуно.

— Я уже позабыл как это прекрасно, — произносит Матабэй с блаженной улыбкой.

— Ты? Старый повеса?

— Это незаслуженное обвинение, — протестует хазяин.

Матабэй задумчиво косит глаза. Старика не так просто сбить с толку.

— Вы любили? — лопочет Кэйко.

Вино и сладкие речи хозяина ударили ей в голову.

— Настоящее чувство приходит редко, — Матабэй обхватывает рукой лоб. — Как тайфун. Ты прогуливаешься по берегу и любуешься океаном. Все как всегда, ничто не предвещает бури. Но через несколько шагов, случайно обернувшись, понимаешь, что бежать некуда. Волна уже зависла грозной тенью. Это настолько же страшно, насколько прекрасно.

— Почему страшно? — с грустью спрашивает девушка.

— Страшно прожить, никогда не испытав тайфун любви, и страшно остаться в живых, когда он ушел.

Беседа принимает опасный оборот. Даже птицы в роще смолкли, будто прислушиваясь к словам старика. Кэйко цветет как вишня. Вино прибавило красок ее бледному лицу. С порога в комнату льется пьянящий аромат летней ночи, той ночи, когда боги забывают свои распри и, поддавшись красоте природы, невзначай флируют друг с другом. Смертные же, пользуясь хорошим настрением повелителей судеб, просят, что бы в праздник Танабата — Небесной ткачихи была хорошая погода. Тогда Небесная река не выйдет из берегов и стая сорок сможет образовать из своих тел живой мост, по которому Ткачиха и ее возлюбленный устремятся навстречу друг другу, что бы лишь раз в году воссоединится. И если дождь проходит стороной, люди радуются как малые дети за тех двоих, которые смогут насладиться такой редкой и долгожданной встречей.

Морщинистое лицо старика озарили воспоминания.

— Пусть к вашим сонным берегам иногда приходят тайфуны любви. Без них жизнь невыносимо скучна, — с чувством говорит Матабэй.

Кэйко, расчувствовавшись, чмокает старика в щеку.

— Только без слез, прошу тебя, — ворчит рёнин.

— Ничего. У меня крепкие нервы. И пью я, между прочим, как бездонная бочка.

На этих словах Кэйко смело выпивает чашу и… благополучно валится на пол.

— Да… — высказывается Икуно. — День определенно удался.

Рана беспокоила, но Икуно ухитрился расположиться на веранде. Ночные звезды приветливо улыбались. Небо лежало низко — протяни руку и дотронься. Но рёнин оставался равнодушен к магии природы. Встреча с Накано всколыхнула упорядоченный мир следопыта. Все встало с ног на голову. Перед глазами кружили обрывки воспоминаний: огни Эдо, лицо Маи, даймё Ицуери, Акиро. Прошлое ворвалось в его жизнь, как тайфун, поднимая с глубин едва тлеющие чувства, прочно погребенные под пластами судьбы.

Акиро как-то писал:

«Многие из тех, кого я знал навсегда ушли в страну мертвых. И с ними умерла часть меня. Глядя в лица современников я с наивной надеждой полагаю найти очертания друзей моей юности. Их озорные улыбки, их умение радоваться пустяку и глубоко сопереживать ненастье судьбы. Их деликатность, прямоту и открытость. Каким естественным это было тогда и каким желанным представляется сейчас.

И вот я брожу по аллеям могучих криптомерий, словно в саду воспоминаний. Мощные кроны помнят имена тех, кого я любил. И шелест листьев в летние ночи — как далекий отголосок тех дней. А праздник душ умерших, когда жгут поминальные костры и дым стелится над равниной — вероятно самое очаровательное и печальное зрелище. Если твое прошлое прекрастно, то и грусть по нему светла. Но если те годы полны горестных минут, кто сможет вспоминать о них? Хуже, когда боль и радость переплелись в тугую нить и ты не в силах разобраться в своих чувствах.

Я всегда завидовал тем, кто без сожалений прощается с вчерашним днём. Как жаль, что я не умею забывать…»

Матабэй озадаченно выглянул из дома:

— Вы поднялись?

— У меня нет времени валяться.

Старик подошел поближе, с беспокойством осматривая рёнина.

— Глаза свернешь, — недовольно сказал Икуно.

— Ну, раз хамите — дело идет к поправке, — успокоился Матабэй.

Следопыт искоса глянул на старика, прикидывая, стоит ли говорить о неожиданной встрече с Накано. Поразмыслив, спросил о другом.