Танцы на снегу - [94]

Кувырок с Большеглазкой вернулись на Винследов луг и стали обходить его. В углу они обнаружили старое мраморное корыто, из которого поили когда-то лошадей. Им давно не пользовались, но не убирали — видимо, из-за тяжести. Оно стояло на деревянной раме, один угол которой подгнил, так что оно накренилось. Зайцы выкопали неглубокие норки под нижним краем и оказались под мраморной крышей. Каменные подпорки были на месте, но тоже накренились и выступали с двух сторон из-под корыта, как крылья. Таким образом, норы были прикрыты с обоих концов.

Получилась настоящая крепость. Чтобы войти в нору или выйти из нее, приходилось протискиваться под наклонным дном корыта. Пролезть и клюнуть их в зад не сумел бы и грач, а тем более Убоище. Значит, если оно не застанет их на открытом месте, они в безопасности. Конечно, лисица или барсук могли бы к ним подкопаться, но они ведь не будут этого дожидаться — зачуяв подкрадывающегося четвероногого хищника, они могут выскочить и убежать, полагаясь на быстроту ног, которая всегда их выручала.

Зима надвигалась, прокладывая себе дорогу снегом и льдом, дождем и ветром. Время от времени выпадали пронзительно ясные дни. Зимой плоские земли делались еще более плоскими. Дождь и снег приминали траву и озимые всходы, и даже высокая болотная трава склонялась ниц. Листва не заслоняла горизонта. Зайцы любили это время — для русака нет ничего лучше мира, который можно видеть из конца в конец.

В этом году плющ на окоченевших деревьях и изгородях оставался в цвету дольше, чем обычно, и трутни, которых рабочие пчелы выгнали из ульев, все еще цеплялись за бледные желто-зеленоватые цветы, упиваясь хмельным нектаром. Зимние мохнатые мотыльки тоже порхали у цветов, трепеща крылышками. Многие насекомые падали в опьянении на землю.

Поближе к земле, под нависающими грибами-трутовиками, зазимовали улитки, запечатав домики собственной слизью. Они не покажутся оттуда до наступления тепла.

Пока Кувырок был в неволе, люди не теряли времени. В поле у реки вырос громадный стог, покрытый брезентом. В начале зимы, пока Кувырок сидел за решеткой, рабочие фермы обмолотили собранный хлеб, а из соломы построили стог — подобие человеческого дома.

А на болотах, залитых стоячей водой, прибившей траву, среди коричневых побегов камыша плавали белоносые лысухи. Болота изобиловали птицей — кое-кто, как гуси, прибыл только перезимовать. Чечетки, чижи, дрозды-рябинники, дрозды-белобровики — все они бегут с севера по тем же путям, что и гуси.

Вскоре после возвращения Кувырка зайцы с болота прислали к Догонике депутацию, спрашивая, нельзя ли присоединиться к ее колонии. Их ряды так поредели из-за налетов Убоища, что колония находилась на грани полного уничтожения. Морская зайчиха и Небесный заяц погибли. Осталось только семеро, включая Чемпиона и Водохлеба.

Догоника согласилась их принять. Кувырок считал, что она сделала это потому, что принятие под свое покровительство еще одной колонии увеличивало ее престиж. Но все же ему пришлось признать, что при всем своем самодовольстве она в душе не злая. Семь чужих зайцев поселились поблизости.

Новые зайцы получили участки тех, кого погубило Убоище, и хорошо там устроились. Разница между зайцем с болота и зайцем полевым очень невелика и заметна лишь в тонких оттенках поведения. Это один и тот же вид, и кончики ушей у них одинаково черные. Черные кончики ушей способствовали видовому самосознанию зайцев. Они упоминались почти в каждой заячьей песне, стихотворении и сказании с тех пор, как времена года начали ритмично сменять друг друга. Этот признак, кстати, имелся и у Кувырка, но отсутствовал у кроликов.

Кролики были жуткие неряхи. Мало кто мог жить рядом с ними из-за их привычки оставлять за собой место кормежки в ужасном состоянии.

Морозы усиливались. Хрупкие скелеты конского щавеля и сурепки окаймляли канавы. Лавровые листья, раздавленные автомобильными колесами на аллее, ведущей к церкви, распространяли пряный аромат, который очень нравился Кувырку. Восточный ветер делался все резче и холоднее, кусался все сердитее. Убоище прилетало и улетало, но теперь, когда зайцы следовали советам Кувырка, ему везло меньше. Многие зайцы нашли отверстия в каменных стенах и прятались в них, хотя там было неудобно и легко можно было прозевать приближение другого хищника.

Время от времени зайцы собирались на сходки на Букеровом поле. Особого толку от этих сходок не было. Большинство зайцев надеялось как-нибудь перетерпеть зиму, рассчитывая на то, что весной, как предсказал Кувырок, Убоище не решится залетать далеко от круглой башни и будет искать добычу поближе к гнезду.

Отношения Кувырка с Большеглазкой становились все теплее, хотя он часто с грустью вспоминал Торопыжку. Поначалу Большеглазка все спрашивала, о чем он грустит, но он молчал, и она отстала, решив, что он, наверное, тоскует по дому, — она не представляла себе гор и считала их мечтой и сновидением.

Большеглазка была не так уж неправа. Иногда Кувырок смотрел на шотландскую сосну, иглы которой муравьи таскали себе в муравейники, и его сердце сжималось от запаха янтарной смолы, а глаза видели холмы и горы родины.