Танцы на снегу - [103]

Зима отступила к северу под стремительным натиском — весна долго копила силы в южных краях и вот наконец решительно стала надвигаться на снега и льды, оттесняя их к полюсу, где им и место. Это и радовало Буббу, и огорчало.

Дни делались длиннее и ярче, так что удаляться от башни становилось все опаснее. Исчезла спасительная серая дымка. Теперь приходилось охотиться на ближайших болотах, только рано утром и по вечерам, за исключением ненастных дней. Зайцев на болоте не осталось, Бубба их истребил. Он удивлялся, как велико его желание отведать зайчатины теперь, когда она стала недоступна.

Конечно, в изобилии имелась другая добыча, от упрямых серых цапель до глупых кроликов, но Бубба нуждался не во всякой добыче, а лишь в той, которую хотел. Где же справедливость, когда какой-то ничтожный заяц указывает ему, Буббе, что он должен есть, а чего не должен!

Бубба вылетал в полумраке, облетал болота, пикировал вниз, хватал, пожирал — и постепенно истреблял всех зверей и птиц в округе. Из-за его ненасытного аппетита другим хищникам приходилось голодать, и они стали переселяться в другие места, заставляя тамошних хищников уходить еще дальше — и так далее, волна за волной.

Жизнь Буббы текла как во сне — он плавно парил в сумрачном небе, болота проплывали внизу, ускользали к далекому горизонту. Он царил в небе — другие птицы не могли сравниться с ним силой, размерами, зоркостью. Птичьи стаи устремлялись, завидев его, к морю, надеясь, что туда он за ними не полетит. Иногда он все же преследовал их, чтобы позабавиться, летал над белыми гребешками суетливых волн, которые рождались и тут же умирали. Жизнь была сном. Сон обволакивал его и нежно баюкал в мягких объятиях.

В башне у него было много времени для раздумий. Ему случалось заблудиться, потеряться в себе, и только очередной закат или восход вызволял его из глубокой пропасти собственного сознания. Здесь, в окружении серых камней, он становился живым средоточием мироздания — серым, свирепым средоточием, с клювом и когтями, которые могли вырвать сердце у человека.

Глава сорок четвертая

Незадолго до рождения Большеглазкиных зайчат поднялся сильнейший разрушительный ветер. Началось с резковатого, но несильного восточного бриза, а кончилось ураганом. С востока всегда дули самые злые ветры. Они приходили с моря и, не встретив преграды, обрушивались на плоские земли.

Кувырок отлучился подальше к северу разведать, как там с кормами. На обратном пути ему надо было пересечь дорогу, чтобы попасть на луг, ведущий к Букерову полю. Порывистый ветер раскачивал деревья, волновал траву, перебрасывал через изгороди мелкий мусор. Он сбивал с полета грачей, сшибал с высоких вязов на землю их гнезда. Все остальные птицы постарались найти себе укрытие и переждать разразившуюся в воздухе напасть.

Кувырок терпеть не мог переходить дороги, хотя на острове движение было не особенно оживленное, — ведь машины двигались так быстро, что легко было вовремя их не заметить. Лучше всего постоять у обочины, выждать, прислушаться и, улучив безопасную минуту, быстро перебежать. Но даже при таком методе опасность оставалась.

Кувырок вылез из кювета, подошел под прикрытием высокой травы к самому краю асфальта, остановился, оглядел дорогу — и увидел такое, что чуть не подпрыгнул. Пройдя по краю прыжков семь, он решился выскочить на дорогу и, перебегая ее, убедился, что не ошибся: на асфальте лежало раздавленное тело Джитти. Он узнал ее задорную мордочку и густые иголки.

Опечаленный, он еще долго смотрел на нее с другой стороны дороги и все думал — как же она не убереглась? Джитти довольно быстро бегала, когда хотела. Видно, она совсем недавно проснулась от спячки, только-только вылезла из набитой сухими листьями норы, шла неуверенно, рассеянно, была невнимательна. Джитти рассказывала Кувырку, что в спячке сердце почти останавливается, а это опасно. Конечно, любому зверьку после спячки требуется время, чтобы прийти в себя.

Итак, Джитти ушла не простившись. Кувырок многим был ей обязан и очень хотел бы сказать ей об этом.

С тяжелым сердцем продолжал он свой путь. Большеглазка, конечно, посочувствует ему, но ей не понять, что значила для него Джитти — ежиха была для нее всего лишь ворчливой соседкой с острым язычком. Придется переживать свою печаль в одиночестве.

Время шло к полудню. Ветер все усиливался, пока не превратился в настоящий ураган. Капустные кочаны срывались с места и катились по полю, как мячи. Тонкие ветви деревьев трещали и обламывались. Прошлогодние листья, неподвижно лежавшие с самой осени, взметнулись и заплясали в воздухе веселыми коричневыми хлопьями.

Кувырок присел под бревном перевести дух. Несколько раз он пытался идти дальше, но всякий раз у него перехватывало дыхание, и ветер врывался в ноздри, заставляя его отфыркиваться. Заяц понимал, что разумнее всего переждать непогоду в укрытии, но Большеглазка ждала зайчат, и он спешил к ней — помочь и поддержать, если потребуется. Большеглазка стала малоподвижной, медлительной, все время помнила о малышах в животе. Место Кувырка было рядом с ней.

Кувырок услышал из-под бревна, что кого-то сбило с ног и поволокло по тропе. Когда упавшему удалось подняться, он забрался под другой конец того же бревна.