Танцы на снегу - [105]

— Не знаю, что будет с кормежкой, когда ветер успокоится, — сказал Кувырок.

— Справимся как-нибудь. — Большеглазка, в заботе о будущем выводке, старалась сохранять оптимизм и поменьше тревожиться. Она стала круглой, мягкой, уютной, большие влажные глаза светились. Вокруг нее суетился не один Кувырок, но и Сильноног и многие другие. Собирались зайчихи, тоже беременные, и вели с нею беседы о будущих зайчатах, о том, какая жизнь их ждет. Кувырку казалось, что Большеглазка счастлива.

Колония очень нуждалась в новом поколении — Убоище нанесло ей чувствительный урон. Оно имело привычку какое-то время являться каждый день, утром и вечером, потом на какой-то срок оставлять их в покое, а потом начинать сначала, специально после нескольких дней непрекращающегося ужаса давая им немного расслабиться. Это было гораздо мучительнее, чем если бы опасность грозила постоянно — снова и снова рождалась в них надежда и снова была сокрушена. Враг казался загадочным, непонятным, непредсказуемым.

Ураган наконец утих, и зайцы вылезли из укрытий. Тотем, к счастью, остался невредим. Если бы на его единственной ветви росли листья, она бы, конечно, сломалась, но ветвь высохла и окаменела много лет назад, и ветер беспрепятственно обтекал ее. Если бы тотем пострадал, он рухнул бы целиком. Он уцелел. Его белые корни крепко обхватывали громадный подземный валун, который, как якорь, удержал на месте мертвое дерево.

На земле валялись дубовые ветки. Изгородь в нескольких местах разрушилась. Русакам больно было глядеть на это — они любили, чтобы в их мире все было в порядке, чисто и аккуратно, чтобы изгороди стояли стройно и уходили ровной непрерывной линией в бесконечность. Зайцы бродили в некоторой растерянности, перешагивали через большие ветки, а маленькие брали в зубы, но потом снова бросали на землю чуть подальше. Хотя зайцы по природе аккуратные и чистоплотные зверьки, они не способны навести порядок там, где кто-то насорил. Это полагается делать другим, а их дело — принять работу и поставить оценку. В искусстве аккуратности они не исполнители, а критики и судьи. Зайцы хорошо видят непорядок и даже иногда знают, как его исправить, но никогда не сделают это сами. Они не знают, с чего начать, а если и начнут, наверняка не доведут дело до конца.

Зайцы — тонкие ценители красоты ландшафта. Критически оглядев череду полей, изгороди, канавы и деревья, они сразу могут сказать, все ли в порядке или что-то не так. Они могут, окинув взглядом борозду или ряд саженцев, определить, достаточно ли прямо они проведены, соответствуют ли правилам, которые они, зайцы, установили для таких вещей.

Да, критиковать чужую работу зайцы горазды! Только они решают, что хорошо, что плохо. Они высказывают тонкие суждения, которых никто, кроме них самих, и понять-то не способен. Если какой-нибудь фермер, мало заботящийся об одобрении заячьего племени, воздвигал изгородь по своему разумению, его не просто списывали со счетов как безнадежного олуха — хуже, его работу в упор не замечали, и если кто-то из зайцев оказывался настолько наивен, что хотя бы вскользь упоминал ее в разговоре, холодный недоумевающий взгляд и равнодушное пожатие плеч были единственным ответом, который он получал.

Итак, ураган утих, и чувствительным зайцам пришлось бегать и кормиться среди беспорядка, ранящего их тонкие души. Впоследствии они не могли вспоминать это время без дрожи. Такого безобразия не видывали с тех времен, когда еще были живы нынешние призрачные зайцы, боевые колесницы мчались по полям, уничтожая посевы, и брошенное оружие и человеческие трупы валялись тут и там, губя красоту ровных борозд, проложенных добрыми йоменами и вилланами.

Глава сорок пятая

На следующее утро, когда земля вся еще была покрыта следами вчерашнего урагана, Кувырок снова ушел далеко от дома. Хотя ветер умер, в воздухе чувствовалась какая-то еле сдерживаемая ярость — словно стихии вновь замышляли против земли какую-то каверзу. Кувырок сидел в открытом поле, поедая свекольную ботву, когда ясное небо вдруг затянулось тучами и разразилась гроза.

Зайцы вообще-то не боятся ни грома ни молнии, и, когда черные тучи нависают над землей, они глядят на них, пожимают плечами, спокойно произносят: «Гроза, что ли, собирается? Ну-ну!» — и продолжают заниматься своими делами.

Так поступил и Кувырок. Но он забыл, что с грозой связана другая опасность. В родных горах, если небо затягивается тучами, все крылатые хищники прячутся — в то время как здесь, на плоской земле, потемневшее небо приглашает поохотиться самого страшного из хищников.

В сгустившемся полумраке Кувырок невозмутимо жевал сочную ботву. Грянул первый громовой раскат, небо перерезала ослепительная молния. Кувырок поглядывал время от времени на небо, да еще и любовался им — красиво, видите ли, — как вдруг внезапно до него дошло, что он в открытом поле, а Убоище в такую погоду вполне может залететь подальше от своей круглой башни и навестить колонию. Надо скорее возвращаться к Большеглазке!

Он проглотил последний листок и побежал к каменной стене, собираясь продолжить путь под ее прикрытием. Едва добравшись до стены, он услышал шум крыльев и еле успел вскочить в отверстие на месте выпавших камней. Когти Убоища полоснули его по спине, взъерошили мех, но уцепиться и вытащить не смогли. На мгновение Кувырок ощутил душно-пряный запах громадной птицы и невольно сморщил нос.