Тамерлан - [55]

Спускаясь же со склонов Кавказа, злодей замыслил, как и в прошлый раз, очернить душу свою грехом убийства целого племени, и как тогда исчезли кембермены, так теперь были перерезаны кайтаки, небольшой народец, мирно обитавший на полунощных склонах гор Кавказских и тем только провинившийся пред историей, что оказался на пути великого смертолюба. А между тем был сей безгрешный народец кайтакский среди народов, познавших свет Спасителя и Бога нашего Иисуса Христа, и, оправдывая злодеяние свое пред ближними своими, Тамерлан говорил, что наказал неверных за то, что не поклоняются Аллаху и пророку Магомету.

Передовое войско Тохтамыша встречало Тамерлана на берегу реки Койсы, текущей в очень глубоком ущелье, но Тамерлан, переведя самую излюбленную свою дружину вверх по течению, взял крепость Тарки и, напав с той стороны, обратил передовое войско Тохтамыша в бегство, преследуя его до реки Терека. Тохтамыш сам поспешил на выручку своим, и здесь, на Тереке, произошло великое сражение. Силы были равны, и рать Тохтамыша в числе не уступала рати царя самаркандского, но год от года питаемые войной чагатаи оказались и на сей раз полными победителями. К концу дня пятнадцатого апреля все войско Тохтамыша обратилось в бегство. Хан Золотой Орды искал спасения в своих столицах, Тамерлан преследовал его до самых берегов Итиля – Волги. Здесь он прижал беглецов к реке и истребил тех, кто не пал в бою на Тереке. Хаджи-Тархан и Сарай-Берке без боя достались победителю. Тохтамыш бежал дальше, до самого Булгара, туда, где был бит Тамерланом в прошлый раз.

Далее приступаю к рассказу о походе злодея на Русь и о необъяснимом чуде, коему аз сам был свидетелем, будучи писарем в свите великого Тамерлана.

Глава 27. Призрак славянки все же преследует пьяного писателя

Рано утром в четверг 9 октября 1404 года Руи Гонсалес де Клавихо сидел в комнате дворца Баги-Дидгуш и прилежно описывал в деталях все, что происходило в последние три дня. Обе его наложницы, афганка Гульяли и фракийка Дита, мирно спали в соседней комнате на роскошном ложе из десятка великолепных ковров, застеленных шелковой простынею и осыпанных подушками разной величины. Мало-помалу он успел привыкнуть к ним. Обе, хотя и посмеивались над чудаковатым франком, старательно исполняли свои любовные обязанности, заботились о доне Гонсалесе, Дита даже раздобыла для него замечательного индийского зелья, заметно облегчившего печеночные страдания испанца. Благодаря этому снадобью он проснулся сегодня ни свет ни заря и первым делом прошептал: «Святая Мария! Кажется, почти не болит!» Выпутавшись из объятий своих прелестниц, он прочитал «Отче наш» и сел за работу, памятуя о своем обязательстве перед королем Энрике подробнейшим образом описать все путешествие, а главное – обычаи и обстановку при дворе великого восточного владыки.

Изображение огромной орды получилось у него довольно красочным, ему самому понравилось, как он описал множество красивых шатров, составляющих улицы, на которых продаются всякие вещи, незаменимые для воинского и просто человеческого обихода, шатер самого сеньора Тамерлана – гигантский четырехугольный павильон с круглым сводчатым потолком, опирающийся на двенадцать столбов и расписанный золотом и лазурью. Он перечислил все украшения интерьера шатра – столбы с медными яблоками и золотыми лунами, шелковые башни с зубцами и флажками, красочные оградки, обтянутые тоже шелком и называемые сарапардами[80], разнообразные ковры, золотые и серебряные бляшки, усыпанные драгоценными каменьями, серебряные и позолоченные орлы, всюду распростершие свои крыла, и такие же соколы, стремящиеся улететь от орлов.

Закончив писать о посещении орды в понедельник, когда Тамерлан устраивал помолвку своего внука Искендера, дон Гонсалес тяжело вздохнул и приступил к рассказу о пьянстве во вторник: «В следующий вторник, седьмого октября, сеньор приказал устроить другой большой праздник в орде. На сей праздник пригласили и нас, испанских посланников, а устроен он был в одной из этих оград, о которых вы уже слышали. И сеньор Тамерлан приказал привести посланников. Они нашли его в большом шатре, и он сказал им: “Войдите!” И устроил он по своему обычаю большой пир. Покончив с едой, двое приближенных, управляющих царским домом, коих звали одного Хамелик Мирасса, а другого – Норадин Мирасса[81], подали в сей день сеньору подарок, принеся его прямо туда. Подарок же состоял из множества серебряных блюд на высоких ножках, на которых лежали сладости – сахар, изюм, миндаль, фисташки. А на каждом блюде лежал кусочек шелковой ткани. Блюда внесли по девять – так у них принято, чтобы любые подарки сеньору делались по девяти предметов. Этот дар сеньор поделил со своими кавалерами, находящимися подле него, а нам, посланникам, велел дать два блюда из тех, что покрыты шелковой тканью…»

Дон Гонсалес задумался, как писать дальше о том, что происходило во время помолвки ферганского принца Искендера с угэдэйской княжной Баштык, что по-алтайски значит «мешочек». В орде дул ветер, а ветер всегда вселяет тревогу в души людей. Все пребывали в необъяснимом смятении, и сеньор приказал как можно быстрее подать вина, да побольше. К вину появились и огромные позолоченные кожи, на которых возвышались горы дымящегося мяса. Дон Гонсалес почувствовал дурноту при виде этих только что отваренных, потушенных или обжаренных кусков, писательская фантазия тотчас нарисовала в его воображении жуткую картину, как Нукниславу бросают в котел с кипятком, как потом вытаскивают ее сваренное тело, разделывают… И тут произошел скандал с неким сеидом по имени Ласиф аль-Хакк. Он потребовал слова и сказал такую речь: