Тамерлан - [41]

Не все военачальники приехали. Ожидались еще Аллахдад, Али-Султан Таваджи, Шах-Арслан, Шейх-Мухаммед Ику-Тимур, Сунджик, Сорибуга, Туман Бердибек, Гийасаддин Тархан, Хамза-Тугайбуга Барлас, Сулейман-Хаш, Барат-Ходжа, Муайна Арлад, Дауд Фергани, а главное – верховный главнокомандующий Джеханшах. Без них Тамерлан не объявит курултая, а значит, сегодня будет лишь предварительное пиршество.

Поэты и писатели, сеиды и улемы усажены были дальше от внуков, жен, невесток, военачальников. Там же где-то отведено было место для послов из Вавилона и Бенгалии, Синда и Йемена, китайца Ли Гаоци и подданных короля Энрике.

Тамерлан поднял своей живою левою рукой большой кубок. Тяжелая струя красного вина устремилась тотчас в его кубок из большого кувшина, наклоненного слугой. Рев поднялся над дастарханом – присутствующие криком приветствовали своего государя, тоже поднимая кубки, в которые потекло красное вино.

Тамерлан заговорил. Слова его по цепочке передавались нарочно для этого поставленными слугами – тем, до кого голос владыки не долетал.

– Беркуты мои! Слышите ветер, исходящий из уст Аллаха? Это идет пора перелета, когда все мы должны будем покинуть насиженные гнезда и лететь в далекие дали, где ждет нас великая пожива. Делайте смотр птенцам своим, начищайте перья, когти и клювы, – как только наступит зима, мы устремимся в полет. Сегодня я начинаю великий праздник – праздник грядущего отлета. Осушим же чаши свои до дна, до дна!

Он первым поднес кубок свой к губам и стал медленно пить. И пил, покуда не осушил чашу до самой последней капли.

И все присутствующие последовали его примеру, стараясь не отстать, но и, следя глазами, отмеривали глотки, чтобы не оторваться от своей чары раньше хазрета. А когда Тамерлан с громким стуком поставил свой кубок на дастархан, все сделали так же, и словно стрельба прокатилась по огромному залу. Никто не потянулся к закускам, все знали, что пить придется одну чашу за другой, прежде чем Тамерлан позволит прикоснуться к еде. Тем временем уже новые кубки были наполнены вином и поставлены перед гостями взамен осушенным.

Тамерлан поднял вторую чашу и еще раз оглядел дастархан. Как всегда бывало в таких случаях, он почувствовал прилив сил, зрение обострилось, и теперь эмир видел далеко, взгляд его выловил лицо Ахмада Кермани, сидящего среди поэтов, и лицо мирзы Искендера, расположившегося между мавлоно Алаутдином Каши и мирзой Сулей-манбеком, азербайджанцем. На другой половине дастархана взгляд владыки простирался теперь до послов, и Тамерлан усмехнулся при виде мрачного лика китайца Ли Гаоци, чьи соплеменники томились в тесном зиндане, и при виде лиц испанцев, которым сегодня утром были доставлены наложницы для проверки, родятся ли от них хвостатые ребятишки. Зорким взором завоеватель отметил, что не ошибся в своих предположениях: грубый стражник короля Энрике выбрал себе хиндустанку – она сидела по левую от него руку, богослов – персиянку, а писатель Гонсалес – лужичанку.

– Выпьем еще по одной, – произнес Тамерлан. – Выпьем за того, кто сидит справа от эмира Борондоя и слева от моего внука Пир-Мухаммеда.

Все поначалу слегка опешили, а потом громко рассмеялись в ответ на шутку государя – Тамерлан предлагал выпить за Тамерлана, ибо между Борондоем и Пир-Мухаммедом сидел именно Тамерлан.

– До дна! До дна! До дна! – закричали Пир-Мухаммед, Халиль-Султан и Борондой, и все подхватили мощным ревом: – До дна! До дна! До дна!

Но Тамерлан не спешил прикасаться губами к кубку. Теперь кто-то должен был сообразить и начать пить первым за здоровье великого хазрета. И первым сообразил Халиль-Султан. «Умница! – мелькнуло в голове Тамерлана. – Не назвать ли его престолоприемником? Но тогда выделятся дети Мираншаха… Надо будет потом подумать об этом». Эти мысли ползли в его голове, уже когда он начал пить. Пил долго. И все пили долго. Вкусное вино, но трудно так сразу подряд осушить два полных кубка. А слуги тем временем уже наливали по третьему.

Снова стрельба прокатилась по залу. Все спешили хлопнуть своим кубком по дастархану. По правилам тот, за кого пьют, должен пить дольше всех, а остальные обязаны спешить выпить до него. А уж если пьют за Тамерлана, тут уж каждый изо всех сил старается не нарушить правила.

Великий наконец, дав время, тоже поставил свой кубок на дастархан. Взор его так и засиял новым зрением. На миг ему показалось, будто он не только видит все, что происходит в этом огромном зале, но и что творится за пределами дворца, в саду, за стенами Баги-Нау, в Самарканде, во всем Мавераннахре. Затем он скользнул глазами по присутствующим. Не все успели допить чашу. Глава испанского посольства явно с огромным трудом осваивал пространство второго кубка. Вино плескалось по его щекам, его шатало, в него не лезло. Послы Йемена и Вавилона тоже оплошали – не справились. То ли дело чагатаи – все как один. Орлы! Беркуты!

Малолетние внуки – не в счет.

– А ну-ка, по третьей! – воскликнул Тамерлан, поднимая третий кубок. – И за кого бы, вы думали, тигры мои?

– За кого, дед? – весело воскликнул Халиль-Султан.

– За обладателя счастливой звезды! – выкрикнул Султан-Мухаммед, уже окосевший.