Тамада - [67]

— Я догадался. Но почему попрощались? Разве не встретитесь вечером?

— Нет. Их всех вместе отвезут в город. Да я на днях съезжу. Провожу сына в дорогу. В Москву. У него скоро вступительные экзамены.

Машина со студентами скрылась в проулке.

Подошел Харун, поздоровался:

— Роса еще не успеет сойти — как все будут на местах, — сказал он довольно.

— У вашей бригады, — заметила Жамилят, — самый трудный участок.

— Ничего. Справимся. У меня в бригаде стариков много, а они мастера косить на крутых склонах. Ты-то, Ибрахим, в какой бригаде?

— Представь себе, один-одинешенек. Забыл меня парторг приписать куда-нибудь.

— Не может быть! — Харун вынул из кармана вчетверо сложенный листок, испещренный фамилиями, поискал глазами фамилию Ибрахима. — Нету! Проглядел! Жамилят, если ты не против, возьми его к себе в бригаду.

— В свою? — Жамилят улыбнулась. — А что ж, возьмем. Ты согласен, Ибрахим?

— Я ведь человек беспризорный. Берите.

— Отложи свою никудышнюю косу и возьми вот эти вилы, будешь вместе с нами копнить. — Жамилят протянула ему вилы-трехзубчатки.

Горные склоны вокруг аула стали похожи на муравьиные кочки.

На верхнем лугу работают обе бригады стариков. Луг карабкается по крутому склону, но в горах годы почти не дают себя знать. Эгей! Иному старику далеко за восемьдесят, но нет для него большего удовольствия, чем пройтись, сноровисто размахивая косой.

Бригада Жамилят — молодые женщины и девушки — уже поджидала председателя, переговариваясь и тихонько пересмеиваясь. Видно, любопытно было посмотреть, что может эта городская ученая женщина в простом крестьянском ремесле.

Они подошли вместе с Ибрахимом, поздоровались.

— Ну что ж, начнем? — сказала Жамилят, сбрасывая теплую кофточку.

И, встав между двумя валками, начала собирать сено в маленькие копешки-батаны. Да так горячо приступила к делу, что Ибрахим подумал: «Не выдержит до обеда!»

Прошло десять, двадцать минут, но на ее лице не было и тени усталости. Молодайки приноравливались состязаться с ней. Но куда там! — отставали. Ибрахим копнил слева и невольно любовался ее работой, резкими и расчетливыми взмахами вил: сразу видно, что в молодости не чуралась работы и сельский труд ей не в новинку. Когда и где она успела так загореть? До черноты! Вспомнил ее взрослую дочь. Нет, не скажешь, что Жамилят тридцать девять, — телом, статью своей она выглядит куда моложе.

Но вот сестры-двойняшки обошли Жамилят. Идут ровно, бок о бок, не выдавая спешки, — обе в пестрых свободных платьях, головы повязаны белыми бумажными платками. Ладно работают! Лица у них раскраснелись. Краешком глаза следят за Жамилят, своей соперницей в работе.

Ибрахим вспомнил, что одна из них незамужняя, другую муж бросил, уехал куда-то на рыбный промысел в Мурманск и там, говорили, женился второй раз, но снова разошелся, вернулся в Большую Поляну, хотел наладить прежнюю семью, но жена его не приняла — из-за гордости. В ауле она слыла одной из первых красавиц. Лет ей было немногим за двадцать. И Ибрахим невольно залюбовался ею — стройна, как тополь, и в каждом движении сила и грация.

Когда вышли к концу гона, сестры решили присесть и отдохнуть.

Разведенная красавица — ее звали Фердау — повела чернооким взором на Ибрахима и запросто, как старого знакомого, доверительно спросила:

— Устали? Тяжело с непривычки. Давайте я помогу.

— Не нужно, — смутился Ибрахим. — Доработаю сам.

Женщина уселась на батан, и он чувствовал на себе ее взгляд.

— А вы сильный, — вдруг сказала она, кусая травинку.

— Когда-то был. А теперь годы не те.

— Так уж и много! — Она рассмеялась.

В это время дошла свой гон и Жамилят. Несколько раз перегнулась назад, расправляя спину. Почему-то недовольно взглянула на сестер, конечно, не за то, что те так быстро прошли, а за тары-бары, с которыми приставали к работающему человеку.

— Утомились?

— Надо же отдохнуть, — вызывающе ответила сидящая на батане Фердау.

Жамилят подошла к Ибрахиму.

— Рубашку бы тебе надо снять. Ее от пота хоть выжимай. Возьми мой платок, вытри лицо.

Девушки, поглядывая на них, о чем-то тихо заговорили. Послышался сдавленный смешок. Жамилят снова строго посмотрела на них.

— Отдохнули?

Те поднялись.

— А теперь возьмемся за другие валки и пойдем в обратную сторону. Пока дойдем до конца, будет перерыв на обед. Ибрахим, ты повяжи этот платок на голову. Солнце вон как палит! — Она подошла к нему и помогла повязать платок. — А молодицы сноровистые, — кивнула она в сторону сестер, которые уже начали сметывать валки. — Еле-еле угналась за ними.

Незаметно приспело время обеда.

Посреди поля соорудили подобие стола, настелили разнонерстных покрывал, на них поставили тарелки с мясом и хлебом.

Жамилят пристроилась среди женщин, но старики попросили ее пересесть поближе к ним.

— Алисолтан, сегодня я не председатель, а простая сгребальщица сена, — смеясь, ответила Жамилят.

Алисолтан торжественно поднялся со своего места, и все смолкли.

— Хотя в руках у меня нет гоппана с бузой или стакана с горькой, — начал он под сочувственные смешки и чей-то голос, мол, не мешало бы и этого, — я хочу от имени всех, кто здесь присутствует, произнести алгыш