Тамада - [66]

— Точно, ругали. Говорят, это помогает работать.

— Ругань ругани — рознь. Пусть не обижают зазря.

— Да нет, не обидели. Ругали в общем-то за дело: что мы несвоевременно очищаем поля от сорняков, что упустили лучшие сроки уборки сена, что мало людей выходит на сенокос. Ведь правильно говорили?

— Если так, то, видимо, ругали не зря. Но не только тебя надо было ругать, но и град, который свалился на нас по воле аллаха и из-за которого перепахивать пришлось.

Попрощавшись со стариками, Жамилят поспешила к правлению, чувствуя, что провожают ее десятки любопытных глаз.

Ныгыш примолк. И, видимо уразумев, что другие хабары уже не дадут всходов, старики группками поплелись по домам, в густеющую темноту вечера.

2

Изеу — так издревле в наших краях называют всеобщую помощь односельчан. Дом ли новый ставят — весь аул собирается на изеу, в старину вдовам сеять и убирать урожай приходили соседи на изеу, а теперь уборку сена, когда на сенокос выходят почти всем аулом, тоже по традиции называют изеу.

Накануне изеу много выпало хлопот на долю Харуна: составлял сенокосные бригады, отводил для них участки, а поскольку этот воскресник должен был начаться чуть свет, а закончиться на вечерней заре, то нужно было подумать, как и напоить-накормить косцов. А народу обещало собраться много: старики и школьники, рабочие с окрестных предприятий и служащие из райцентра, поговаривали, будто приедут студенты из города. По случаю изеу зарезали шесть овец и двух бычков.

Готовя изеу, Харун не чуял под собой ног — летал, как на крыльях, из одного конца аула в другой. Всюду надо было успеть распорядиться, проверить воочию, как идут дела, чтобы не вышло никакой оплошки.

Уже поздно вечером Харун заглянул в правление. Жамилят была там.

— Все в порядке? — спросила. — Все готово к изеу?

— Так точно, товарищ председатель, — по-армейски козырнул он.

— Я в этом была уверена, — Жамилят улыбнулась. Взглянула на часы. — Вечер поздний. Давай по домам. Завтра вставать чуть свет.

Но в это время зазвонил телефон. Жамилят сняла трубку. На лицо легла тень заботы.

— Да не паникуйте же! Пришлю машину. Прямо сейчас и пришлю. Сейчас у вас будет. — Положила трубку и кликнула из соседней комнаты шофера Аскера: — Ты знаешь в верхнем ауле дом Такушева Асланмырзы?

— Асланмырзы?

— Да.

— Это того, что в прошлом году с волком схватился? Волк у него еще ухо оторвал. Значит, Асланмырза — Рваное Ухо, так?

— Да, да, да.

— Знаю, что случилось?

— У его жены предродовые схватки. Отвези в больницу.

— У нас не машина, а «скорая помощь», — скривился Аскер.

— А что поделаешь? Буду при случае просить у начальства еще одну. А ты не тяни время — поезжай поскорей. Я пешком доберусь. И когда шофер ушел, зевнула от усталости.

— По домам, Харун? Завтра рано вставать.

Вышли на улицу.

— Погода завтра должна быть хорошей, — сказал Харун, поглядев на небо.

— Не сглазь.

Небо было в крупных и ярких звездах.

И действительно, прав оказался Харун, — воскресенье выдалось лучше быть не может.

Ах, какой денечек! На славу! На небе ни облачка. Солнце игривое, ясное, будто все утро росой умывалось. Туго налита соками темная зелень трав. Давно приспела она для острых кос. И словно не люди назначили этот день для сенокоса, а сам он еще вчера напросился для страдной поры.

3

Ибрахим проснулся еще затемно. Надо было выправить косу, которую он вчера попросил у соседа. Своей косы у Ибрахима не было, а соседская была плохонькой — невесть сколько лет пролежала она в сарае нод поленницей, местами на ней проступали бурые пятна ржавчины. И агроному пришлось немало потрудиться, чтобы привести ее в порядок.

Когда вышел на крыльцо, со всего аула уже тянулся на косьбу народ: стар и млад, мужчины и женщины. С громкими криками, со смехом, с песнями. И к Ибрахиму пришло ощущение большого праздника. Взглянешь со стороны на эту мирную рать — и сердцу радостно.

Те, кто поедут косить на дальние участки, уже рассаживались в машины, арбы и брички. К сельсовету подкатил грузовик. На нем приехали по-городскому одетые парни и девушки. Студенты. Посыпались из кузова, как горох из стручка.

Ибрахим увидел Жамилят. Она стояла на ступеньках сельсоветского крыльца и кого-то выглядывала из-под ладони среди пестрой толпы студентов. Кажется, высмотрела. Подалась вперед. Крикнула:

— Нажабат!

Из стайки девчат выбежала девушка в красной косынке и красном платьице, ростом с Жамилят.

— Ма-ма!

Они обнялись. Мать и дочь. Присели на крылечке, взявшись за руки, и о чем-то заговорили.

Ибрахим подметил: дочь похожа на мать. Совсем взрослая девушка. Ему и самому было непонятно, почему вдруг его поразило, что дочь у Жамилят такая взрослая. Сколько ей? Восемнадцать? Девятнадцать?

Заревел мотор грузовика, и студенты вновь начали забираться в кузов, видимо, их должны были повезти на какой-то дальний участок. Ибрахим слышал, как Жамилят прокричала:

— Может, в моей бригаде останешься? Со мной?

— Нет, я со своими...

— Тогда до свидания.

— До свидания, мамочка!

Ибрахим внимательно посмотрел на девушку. Да, в себя Жамилят и родила дочку, как одно лицо.

— Салам, Ибрахим! — Жамилят заметила его. — Это моя дочь.