Там вдали, за рекой - [19]
- Воды!.. Полцарства за стакан воды!..
- Воды нет, - спокойно ответил Стрельцов и налил в свой фужер остатки вина из бутылки. - Вот, выпейте.
- Женька, не смей! - крикнула от дверей Лена.
- Ерунда! - отмахнулся Горовский, залпом выпил вино и протянул Стрельцову листок с воззванием. - Вот, Петр Никодимович!
- Что это? - взял листок Стрельцов.
- Читайте! - Горовский откинулся в кресле и опять принялся вытирать рукавом мокрое лицо.
Стрельцов пробежал глазами начало воззвания, нахмурился, прочел вслух:
- "Комитет Союза рабочей молодежи извещает о созыве районной конференции. В повестке дня: подготовка к Первому Всероссийскому съезду Союза рабоче-крестьянской молодежи".
Он опустился в кресло, долго тер ладонью лоб, потом сказал:
- Этого еще недоставало...
- А как же мы? - спросила Лена. - Наши Союзы распустят?
- Или предложат соединиться, - раздумывая, ответил Стрельцов. - А это - нож в спину юношеского движения!
- Но вы же сами настаивали на объединении, Петр Никодимович? недоуменно взглянул на него Горовский.
- На беспартийном объединении, Женя, - поправил его Стрельцов. - А они хотят отдать наше дело на откуп большевикам.
Он вскочил с кресла, зашагал по комнате из угла в угол, потом остановился и решительно сказал:
- У молодежи свой путь, свое место в революции. И мы будем бороться за это!
- Открытый бой? - подался вперед в своем кресле Горовский.
- Бой, Женя! - откинул со лба волосы Стрельцов. - Решительный и правый!
- Надо подготовить людей! - поднялся Горовский. - Собрать, информировать...
- Обязательно! - кивнул Стрельцов. - И не теряйте времени!
- Идем, Лена! - заторопился Горовский, уже в дверях взмахнул фуражкой и продекламировал: - "И вечный бой! Покой нам только снится!"
- Опять стихи! - потянула его за рукав Лена.
В коридоре был еще слышен голос Горовского: "Не понимаю тебя! Что может быть прекраснее стихов?", потом хлопнула входная дверь, и все стихло.
Кузьма встал с кресла и нерешительно сказал:
- Мне тоже вроде пора... До свидания, Петр Никодимович.
- До свидания. - Стрельцов все еще расхаживал по комнате, ерошил волосы, морщил лоб.
- Вы насчет механических курсов не забудете?
- Что? - остановился Стрельцов.
- Насчет курсов, говорю... - робко напомнил Кузьма.
- А-а!.. - раздраженно отмахнулся Стрельцов. - Я же сказал... Идите.
Послушал, как хлопнула за Кузьмой входная дверь, прошелся по кабинету, остановился у окна и потянул на себя раму. Наполнилась теплым ветром и чуть зашевелилась тяжелая штора, солнечные зайчики заиграли на стеклах книжных шкафов, под окном слышались веселые ребячьи голоса, где-то далеко звенел трамвай, синело безоблачное небо, и не верилось, что август на исходе.
А Вадим Николаевич Заблоцкий вышел из подъезда солидного, облицованного гранитом особняка, у входа в который сохранилась черная с золотом вывеска: "Фосс и Штейнингер". Вынул из жилетного кармана часы, щелкнул крышкой и неторопливо пошел по Невскому, к Адмиралтейству. Постоял у чугунной ограды и, увидев идущую по усыпанной песком дорожке женщину в черном платье, двинулся ей навстречу.
Женщина шла легко и быстро, чуть подавшись вперед, и была бы даже красива, если бы не плотно сжатые губы и прищуренные холодные глаза. Она кивнула Заблоцкому и села на скамью, изящным движением оправив платье.
- В Чека стало известно о наших связях, - сказала она спокойно.
Заблоцкий откашлялся, будто поперхнулся, и встревоженно взглянул на женщину:
- Неужели?
- Сведения как будто точные.
Заблоцкий снял и снова надел очки, потом осторожно спросил:
- Наши друзья в курсе?
- Нет.
- Муза Петровна! - повысил голос Заблоцкий.
- Леди! - напомнила женщина и оглянулась.
- Да... Да... Простите... - Заблоцкий опять снял очки и долго протирал их платком. - Вам не кажется, что это может вызвать нежелательные эксцессы? С обеих сторон?
- Вадим Николаевич! - Женщина еще плотней сжала губы, щеки ее втянулись, лицо стало вдруг осунувшимся и постаревшим. - Наши милые друзья уже хозяйничают в Мурманске и в Архангельске. Дальнейшие их планы неизвестны. Вы что же, полагаете, что нам следует сидеть сложа руки и ждать подачки от победителей?
- Конечно нет! - негромко и решительно сказал Заблоцкий. - Но не опережаем ли мы события?
- Не опережаем. - Женщина протянула Заблоцкому сложенный в квадратик листок бумаги, поднялась со скамьи и пошла в сторону набережной стремительной своей, летящей походкой.
Заблоцкий развернул и внимательно прочел написанные на листке несколько строчек, вынул из портсигара папиросу, чиркнул спичкой, закурил и поджег листок. Подул на обожженные пальцы, вытер их платком, опять щелкнул крышкой часов и направился к афишной тумбе.
Среди старых воззваний выделялась крупными красными буквами новенькая афиша:
ИГОРЬ СЕВЕРЯНИН. ПОЭЗЫ.
Изучая афишу, Заблоцкий дождался, когда за его спиной, притормаживая, затарахтел мотоциклетный мотор. За рулем сидел плотный человек в кожаной куртке и коричневых крагах на крепких ногах.
Заблоцкий оглянулся, перешел дорогу, свернул на Невский и затерялся среди прохожих...
Председателя Петроградской Чека Урицкого вызвали на Дворцовую площадь телефонным звонком.
В сборник вошли повести «Объявлен в розыск», «Старший уполномоченный», «Кто вы, Джордж Коллинз?» и другие произведения, рассказывающие о деятельности органов ЧК, милиции и прокуратуры в различные годы Советской власти.
Повесть о жизни школьников в пионерском лагере, о том, как пионервожатый сумел переключить внимание мальчишек на романтику сегодняшнего дня. Ребята с увлечением включились в военно-пионерскую игру, восстановили партизанскую землянку в лесу и создали музей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборник Ю. Принцева вошли пьесы, которые неоднократно ставились в театрах и сыграли определенную роль в развитии советской драматургии 1950—1960-х годов. Самые значительные и интересные пьесы посвящены Аркадию Гайдару («Всадник, скачущий впереди») и Николаю Островскому («Девятая симфония»). Они определяют основную тональность книги, ее героический и романтический пафос. К историко-революционным относится и пьеса «На улице Счастливой» — о рождении первой комсомольской ячейки за Нарвской заставой в 1918—1919 г.
Имя Льва Георгиевича Капланова неотделимо от дела охраны природы и изучения животного мира. Этот скромный человек и замечательный ученый, почти всю свою сознательную жизнь проведший в тайге, оставил заметный след в истории зоологии прежде всего как исследователь Дальнего Востока. О том особом интересе к тигру, который владел Л. Г. Каплановым, хорошо рассказано в настоящей повести.
Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».