Там вдали, за рекой - [11]

- Думал, кому дров наколоть... - не оборачиваясь от окна, сказал Федор. - Или вещички на вокзал поднести...

- Опоздал ты с вещичками... - поглядела на его унылую спину Настя. Снег еще не сошел, когда буржуи из города драпали. Ночами в очередях за пропусками стояли. Кто в Харьков, кто в Киев... К немчуре да к гетману... Вот чемоданов бы натаскался!

- Медом им там намазано? - спросил Федор.

- Медом не медом... - вздохнула Настя. - А сала и хлеба ситного вдоволь!

- И Чека нет! - угрюмо вставил Степан.

Помолчали, а потом Санька сказал:

- Мамка голубя моего последнего изжарить грозится... Хлеб, говорит, перевожу... А я ему от своей осьмушки крошу...

- Не она, так другой кто изжарит, - заметил Степан и вдруг разозлился: - Хватит про жратву!

- Так есть охота все время! - вырвалось у Саньки. - Хожу и про еду думаю.

- И до чего додумался? - прищурился Степан. - А то давай, как Кузьма! Они тебе подадут Христа ради!

- Я тебе кто?! - вскочил Санька. - Контрик? Кадет недорезанный?!

- Во как заворковал! - обрадовался Степан и подразнил Саньку: - Гули, гули, гули!

- Степа... - в упор глянула на него Глаша. - Ты нарочно ко всем цепляешься или характер у тебя такой?

- Тиран и есть тиран! - глубокомысленно заявил Федор.

Глаша посмотрела на него и засмеялась. Степан буркнул:

- Подумаешь... Сказать ничего нельзя...

А Настя расстелила на круглом столе газету, выложила на нее три вареных картошки, щепотку ржавой соли на бумажке и виновато сказала:

- Хлеба нету...

- Вот... - Глаша вынула ломоть хлеба и положила на стол.

- Три котлеты! - торжественно объявил Санька.

- Ого! - обрадовался Степан. - Живут же люди!

- Пшенные! - скромно добавил Санька.

- За такие шутки, знаешь, что полагается? - пригрозил ему Степан, пошарил по карманам, выложил на стол луковицу и мрачно сказал: - Хотел на махорку сменять... Да ладно!

- Откуда, Степа? - охнула Настя.

- От верблюда! - отмахнулся Степан. - Мешочнице подсоблял корзины таскать.

- Луком расплачивалась? - удивилась Настя.

- Держи карман шире! - сказал Степан. - Медяков сыпанула. Сквалыга!

- А лук-то откуда? - допытывалась Настя.

- Откуда, откуда! - рассердился Степан. - Спер!

- И не стыдно? - исподлобья взглянула на него Глаша.

- Еще чего? - возмутился Степан. - Экспроприация капитала называется.

- Да?.. - протянула Глаша. - Я думала, это по-другому называется.

- А ты меньше думай, больше есть будешь, - отрезал Степан и подсел к столу. - Налетай, братва!

Настя поглядела на все еще стоящего у окна Федора и окликнула:

- Эй, хуторянин!

- Чего? - не оборачиваясь, отозвался Федор.

- Обедать садись.

- Не хочу я... - не сразу ответил Федор.

- Врешь! - прикрикнула на него Настя. - Садись! Тут на всех хватит.

- Факт! - обрадованно поддержал ее Санька. - Вон сколько навалили!

Федор только помотал головой и, глядя куда-то поверх крыш, сказал:

- Сестренка у меня в деревне осталась... Махонькая совсем...

- С кем осталась-то? - помолчав, спросила Настя.

- С бабкой, - ответил Федор и вздохнул: - Гостинцев ждет...

- Какие теперь гостинцы... - тоже вздохнула Настя, по-бабьи подперев щеку ладонью, рассердилась на себя и крикнула: - Садись, кому говорят?!

- Да ешьте вы сами! - взмолился Федор и закричал: - Сытый я! Сытый!..

Подхватил свою котомку и вышел, хлопнув дверью.

- Чего это он? - недоуменно поглядел ему вслед Степан.

- У тебя спросить надо! - отвернулась от него Глаша.

- Жалостливые какие!.. - буркнул Степан, сел к столу, разломил картофелину, одну половинку отодвинул на середину стола, другую обмакнул в соль и принялся мрачно жевать.

Настя присела рядом со Степаном, взяла отложенную им половинку картофелины и отщипнула от ломтя хлеба.

Когда к столу подсели Глаша и Санька, дверь вдруг распахнулась и в комнату опять вошел Федор. Потоптался у стола, вынул из котомки завернутый в газету сверток, шмякнул его на стол и с отчаянием сказал:

- Вот! Воблина тут. Целая!

- Живем, братва! - закричал Санька, вытащил за хвост здоровенную воблу и принялся хлестать ею о край стола.

Степан оглядел Федора и спросил:

- Сам небось умять хотел? Потому и обедать с нами не садился. Так?

Федор вздохнул и сказал:

- Был такой грех...

- Вот! - удовлетворенно поднял палец Степан. - А чего тогда приволок?

- Растревожили вы меня... - признался Федор.

- Чем это? - сощурился Степан.

- Дак скажешь разве? - мял в руках треух Федор. - У самих есть нечего, а меня зовете...

- Ну и что? - не отставал Степан.

- А ничего! - вдруг рассердился Федор. - Что я, не человек? Размяк!..

Разговаривая со Степаном, он то и дело косился на Саньку, который умело раздирал очищенную воблу и раскладывал перед каждым по кучкам.

Степан проследил за взглядом Федора и усмехнулся:

- Жалко?

- Жалко, не жалко... - буркнул Федор и вздохнул: - Теперь уж чего!..

- Да... - протянул Степан. - Прет из тебя!

- Чего прет-то? - не понял Федор.

- Серость твоя! - Степан отодвинул лежащую перед ним кучку воблы. - Я лично этот несознательный харч есть не буду. - Цепко оглядел всех и добавил: - И вам не советую.

- Отравимся? - с набитым ртом спросил Санька и подмигнул Федору.

- Отравление бывает не только на почве пищи, - туманно заявил Степан и посмотрел на Глашу.