Там, при реках Вавилона - [11]

Росту в нем под два метра, и ракурс снизу вверх, в общем-то, должен быть ему привычен. (Военврач Синицын, правда, повыше, но толку... Синицына разглядываешь запросто, без душевного подъема.) Иногда, когда у него хорошее настроение, Стодеревский рассказывает занятым какой-нибудь сборкой-разборкой взводам о том, что в руках настоящего воина - даже шомпол опасное оружие. Под Кандагаром, например, двое душманов, зарезав уснувший караул, перебили шомполом целый взвод. Зажатый в кулаке, он подносится к уху спящего и сильным ударом вгоняется внутрь

- Только перед самым ударом нужно будить, поймать момент, когда человек начинает просыпаться. Тогда он не кричит.

Голос у Стодеревского приятный, обволакивающий бархатом. Как у Деда Мороза на детсадовской елочке. Он слегка пришепетывает, самую малость шипящие просто цепляются своими лапками за его пышные светлые усы. Он никогда не кричит. Солдаты никогда не говорят о нем гадостей. По воскресеньям на спортивном празднике первым бежит по желтому пыльному серпантину до горного озера. Тем, кто его обгонит, - увольнительная. Но, кажется, его никто ни разу не обгонял.

- Вставайте. БТР перевернулся, потому что въехал в ливневку.

Офицеры встают. Пряча сконфуженные лица, отряхиваются, ищут слетевшие фуражки. Встают и солдаты. Замполит, который ехал, видимо, в одной машине с командиром - а стало быть, не летел вверх тормашками, а стало быть, не плюхался грудью на дорогу, - стоит, расправив плечи.

202-й и на этот раз замыкал колонну. Остальные борта, удачно обогнувшие преграду, давно ушли вперед. Стодеревский отослал и свой БТР, четверо офицеров и пятеро солдат остались без транспорта.

В домах за высокими каменными заборами темно. Дома притаились. Наверное, собак здесь не держат. Неужели нет совсем никакой живности? Ни звука... Кочеулов, цветом красный, кусает нижнюю губу и отворачивается. В глазах его слезы.

- Он все правильно сделал, - шепчет как бы в оправдание взводному

Земляной. - По уставу.

- И что теперь, - шепчет Бойченко. - Так война или не война?

Пожарная машина горит с двух сторон, с морды и с задка. Подожгли недавно, пламя не успело разгуляться. Солдаты смотрят в него завороженно. Перевернутая пожарная машина, горящая посреди ночного переулка в незнакомом чужом городе... Видимо, уловив общее настроение, Тен вздыхает:

- Пикассо, бля.

- Строиться! - командует Стодеревский.

Кочеулов подхватывает:

- Взвод, строиться в колонну по два!

- Водитель остается охранять БТР. Заодно постараешься потушить эту дуру.

У Решетова глаза, как теннисные мячики.

- Товарищ подполковник, я ж без оружия, а если...

Обрывая его, сверху из переулка выскакивают, с размаху плещут тенями под ноги автомобильные фары. Машина несется во всю дурь, стремительно приближается. "Волга", на этот раз белая. Стодеревский машет рукой - мол, стой, глуши. "Волга" и так уже скрежещет тормозами, замирает, но, вдруг взвыв всей утробой, срывается задним ходом.

И как только...

...странно... Странно, когда так. Страшно быть куклой, двигать деревянными руками, вертеть головой из папье-маше. Хочется ведь понимать то, что происходит с тобой. Но никогда, ни через сутки, ни через годы Митя так и не сможет понять, что это было. Без приказа, без командного жеста, не за кем-нибудь первым, самовольно сыгравшим роль вожака - синхронно, будто ведомые общим инстинктом, будто в коллективном гипнозе, - только что встав в колонну...

...как только "Волга" пускается наутек, они кидаются следом. За слепящими лоскутами света. За орущим панически двигателем. За кем? Не важно. Вперед, вперед! Бегут молча. Сквозь гулкий, до неба, топот прорывается сопение бегущего рядом. Никто не окликает их, не останавливает. Добежав до перекрестка, на котором машина-беглянка с визгом развернулась и уже передним ходом нырнула в другой переулок, они вскидывают автоматы. Кто стоя, кто с колена стреляют длинными захлебывающимися очередями в темноту, по удаляющимся огонькам "габаритов". Красные огоньки проваливаются куда-то вправо, звук двигателя быстро стихает. Ни звона сыплющегося стекла, ни удара. "Не попали. Наверное, не попали. Скорей всего, не попали". Как странно. Странно - ни в одном рожке не оказалось трассирующих. Светящимися их стежками кто-нибудь наверняка прострочил бы промеж двух красных точек. Повезло сидевшим в белой "Волге", бойцы второго взвода, имевшие по стрельбам одни из лучших показателей, отстрелялись из рук вон плохо.

Подполковник Стодеревский, хмурый, будто что-то обдумывавший, роняет:

- Замените магазины на полные и стройтесь.

Эти звуки, это четкое металлическое клацанье, военные, исключительно армейские звуки... Механизмы оружия, только они говорят на этом языке. Что в них, в этих звуках? В этом неживом железном заклинании? В чем его власть? Как это действует?

Действует безотказно. Глаза блестят плоско, как полированная деталь. Готово. Последний магазин защелкнут.

- За мной бегом марш.

Мощеные переулки, улочки, улицы дрожат под сапогами. Дома проплывают темными призраками. Амуниция позвякивает, автоматы сидят в ладонях плотно. Сюрреалистическое сафари. Бег с оружием по пустому городу пьянит. Бегут туда, где над силуэтами крыш плавает красноватое зарево. Перехватывая руки на цевье и прикладе только для того, чтобы по-новому ощутить их поверхность, Митя больше не чувствует усталости. Он ничего не может с собой поделать: мышцы поют и грудь дышит кузнечным горном.