Там, где папа ловил черепах - [95]

— О, в Москве — это замечательно. Но лучше всего в Тбилиси. Приезжай к нам, Нюра.

— Обязательно. Мы с тобой будем дружить всю жизнь.

— Конечно.

— Смотри, у клуба объявление вывешивают!

Побежали мы к клубу. Оказалось — сегодня кино.

В точение этого месяца сюда только раз приезжала кинопередвижка. Показала «Мы из Кронштадта».

Я помчалась домой. Надо было взять в столовой ужин, и пол я сегодня не мыла. Здесь девочки моют полы каждый день. Вот и я мою. Наш пол некрашеный и стал белым и бархатистым.

— Завтра воскресенье, — сказал папа. Он сидел и писал письма. — В лес пойдем за дровами. Мало дров у нас.

По ночам здесь еще холодно, потому что сыро — дожди без конца. Мы с папой приносим из леса небольшие стволы сухих деревьев, распиливаем их, рубим топором и топим жестяную печку.

— Папа, а сегодня кино.

— Какая картина?

— Не объявили. Но не все ли равно? Я так давно не была в кино. Папа, пересядь-ка на кровать, я должна помыть пол.

— Он же чистый.

— Все равно надо мыть.

Я принесла с балкона тазик с водой и тряпку. Как легко и приятно мыть чистый пол.

— Тебя, Ирина, в Тбилиси не узнают.

— Я и в Тбилиси хотела бы жить так, как живу здесь. Знаешь, папа, когда я несу бревно из леса или воду с родника, я чувствую себя сильной, ловкой. Вообще здесь как в сказке: воздух какой-то необыкновенный, красота вокруг…

— Субтропики.

— И вообще я люблю деревню. А тбилисцы жалеют нас, я уверена, глупые горожане, правда?

— Это те, кто не знает, что такое деревня. А я в свое время учился в сельскохозяйственной академии потому, что люблю природу.

— Папа, а может, мне пойти потом на агрономический? Но… хочется стать врачом.

— Еще есть время. Выбирай.

— Трудно. Все профессии нравятся, что же делать?

— Надо чем-то одним заняться. Кто разбрасывается, тот обычно дилетант.

— А мой товарищ, Отари, очень многое знает, но он не дилетант.

— Приятно, что ты выбираешь умных друзей.

— Да, папа, ты знаешь, какой он умный?.. Очень умный. Знаешь, папа, жизнь моя как бы разделилась надвое. На ту, в Тбилиси, и эту — здесь. Я сейчас совсем, совсем другая, веришь?

— Верю. Я это заметил.

— Уже заметил?

— Да.

— Знаешь, папа, я мечтаю: стану хирургом. Вот привозят тяжелобольного. Экстраординарный случай, как сказал бы дядя Эмиль. Никто не берется делать сложнейшую операцию. А я берусь. И рядом со мной мой друг, друг всей жизни, ты понимаешь? Он тоже врач. У мужа и жены должна быть одна профессия, правда? Как жаль, что Отари не хочет стать хирургом!

— Я однажды сделал операцию.

— Ты?

— Да. Когда я учился в гимназии в Тифлисе, я жил нахлебником у вдовы, генеральши. Это была старая знакомая нашей семьи, и меня ей доверили. У генеральши была курица. Она разгуливала по комнатам на правах любимицы, и однажды, когда хозяйки не было дома, курица стала задыхаться. А Эмиль в те годы учился на медицинском факультете, и, когда приезжал на каникулы, я его расспрашивал об операциях. Мне тогда было пятнадцать лет, я интересовался хирургией и вообще анатомией и физиологией. Вот и решил оказать птице помощь. Осмотрел ее. Зоб был твердый как камень. Я взял иголку, нитку, продезинфицировал их в духах «Коти», зажал курицу между колен и осторожно разрезал продезинфицированным кухонным ножом зоб. В нем оказался комок седых волос генеральши и застрявшая в этом комке пища. Я освободил зоб и осторожно зашил его, а затем и верхнюю кожу.

— И что?

— Ничего.

— Сдохла?

— Не-ет. Правда, некоторое время она была какая-то вялая. Я же не давал ей пить и есть. Потом поправилась.

— А потом?

— Не знаю. Мне вскоре пришлось перейти на другую квартиру, потому что при всем своем уважении к нашей семье генеральша все же не смогла привыкнуть к моей неистощимой фантазии. Мне, например, нравилось спускаться со второго этажа не по лестнице, а по водосточной трубе. Это и еще многое другое нервировало генеральшу… Наверно, та курица жила долго.

— Ты молодец, папа.

— Жаль было курицу. Мы не опоздаем в кино?

Быстренько помыла пол. Поужинали. Когда пришли в клуб, там было полно народа. Я протискалась в задние ряды, где сидели наши старшеклассники. Нюра держала для меня место. Папу тоже пристроили. Приехала кинопередвижка. Но как же долго ее устанавливали. Обо всем мы успели переговорить, насмеялись вволю и съели, наверно, целый мешок жареной сои — здесь сою сеют, и она тут вместо семечек.

Наконец свет погас. Какая будет картина, никто не знал. От нетерпенья хлопали в ладоши и громко выкрикивали предположенья.

Началось. Киножурнал. Хлоп — свет погас. Засвистели, зашумели: «Электрика на мыло!» Минут через десять свет зажегся, но порвалась лепта. Опять темнота. Снова свет. «Туши, туши!» — приказал оператор. Темнота. И на экране выразительными буквами:

«Мы из Кронштадта».

На другой день всюду только и слышалось:

— Вот накормили нас вчера, так накормили.

— Да-а-а. А вообще-то хорошая картина «Мы из Кронштадта».

— Хорошая-то хорошая…

— Как это получилось?

— Помощник механика, говорят, перепутал. Должны были привезти «Большой вальс».

Хорошо, что папа такой

«Дорогой Коля! У нас большие новости. В клубе было собрание и объявили, что с этой весны начинается особенно интенсивное наступление на болота Колхиды. Большие болота будут осушать при помощи техники. 6 этой целью наш сосед, колхоз села Шрома, выделил машины и людей. И из других районов Грузии приедут помогать колхозники. Директор совхоза объявил, что с этого дня все должны принять участие в осушении болот. И это будет с пользой для каждого: кто сколько хочет земли под индивидуальные участки, пусть столько и берет. И осушение будет, и земля будет использоваться, пока не понадобится совхозу.