Там, где папа ловил черепах - [93]
Но я же всего этого не знала. И мы с Отаром решили один раз, только один разочек пройтись по Советской улице в Грма-Геле.
Фонари, фонари… Две сверкающие нити. Их трепетный свет манил, зазывал все дальше и дальше. Мы шли, взявшись за руки, забыв обо всем на свете. Вот так идти и идти… А каждый огонек, так заманчиво влекущий к себе, вблизи всего-навсего телеграфный столб с электрической лампочкой на верхушке.
— Почему так, Отар? Почему вблизи совсем не то, что издали?
— А ты б хотела, чтоб разворачивались перед нами огненные цветы? У меня эти огни вызывают другие чувства: что-то грандиозное нарастает в груди, жажду подвигов, славы!
— Где подвиги, там всегда слава.
— Да! Значит, ты меня понимаешь?
— Понимаю, Отар, понимаю!
— Вот, например, Чкалов. Неужели нужно учиться только на пятерки? — После небольшой паузы Отари сказал: — Ведь Чкалов пошел добровольно в армию, когда ему было всего пятнадцать лет! И стал летчиком-испытателем. Без всякого образования он однажды за сорок пять минут сделал в воздухе двести пятьдесят мертвых петель!
— Он же на летчика учился.
— И я буду учиться на летчика!
— Говорят, Чкалов — самородок, — вспомнила я слова моего одноклассника Клима.
— Я не похож на Чкалова? — резко остановившись, браво посмотрел Отар.
— Ты?
Мне хотелось сказать, что Отари лучше всех на свете. Второго такого не было и не может быть!
— Ну, говори!
— Похож!
— А представляешь, когда я поступлю в авиационное училище и надену летную форму?
— Да!
— Сначала я промчу тебя на самолете.
— Боюсь, это, наверно, страшно.
Он радостно рассмеялся:
— Со мной не побоишься?
— С тобой — нет.
Отари начал рассказывать, какие ощущения испытывает летящий в самолете человек, как давит на барабанные перепонки воздух при взлете и посадке, я ахала и охала, в это время совершенно неожиданно, как снег на голову, свалился откуда-то сверху будничный вопрос.
— Скажите, который теперь будет час? Э? — спросил пьяненький человек, сидевший на подоконнике бельэтажа.
Я вспомнила: ой, а мама?
— Счастливые часов не наблюдают, — ответил на ходу Отар, я уже потащила его за руку.
Он понял не сразу, слишком далеки были его мысли в этот момент. Но потом тоже вспомнил, помчались…
И вот я дома.
— Где ты была?
Я стояла перед мамой низко опустив голову.
— Где ты была, я тебя спрашиваю?
Я взглянула — вид у нее был такой, будто она уже не надеялась увидеть меня живой. Что сказать? У Ламары? А если пойдет и проверит? И все же сказала:
— У Ламары.
— До сих пор?
— Потом она провожала меня, мы разговаривали.
— Знаешь, который час?
Я глянула на ходики: час ночи.
— Ну, что скажешь?
Я молчала.
— Отвечай, где ты была, иначе я не знаю, что я с тобой сделаю!
Я решила молчать.
— Так. Завтра приедет отец и отравляйся с ним. Я не буду ждать, пока ты принесешь мне в подоле.
— Мама!
— Не желаю с тобой разговаривать!
— Но я же ни в чем…
— Где была?
— У Ламары.
— А потом?
— Отари провожал меня.
— Какой Отари?
Один мальчик.
— Это тот, чьи стихи…
— Да.
— Так. Раньше ты говорила, что ходишь к Ламаре, и я была спокойна, потому что знаю эту семью. А теперь оказалось, что один мальчик…
— Он очень, очень хороший!
— Вот что, — решительно проговорила мама. — Пока не окончишь школу, ни о каких ночных прогулках не может быть и речи. И ты дашь слово…
— Нет.
— Ах вот как?.. Значит, прогулки с каким-то мальчишкой дороже тебе, чем покой матери?
— Он не какой-то.
— Представляю.
— Нет, ты даже не можешь представить! Он замечательный! Такого я больше никогда не встречу! Никогда!
— Все ясно.
— Ничего тебе не ясно! Ты даже не интересуешься, кто он, из какой семьи!
— Мне совершенно все равно, кто он: Отари, Петька, Тимошка… И из какой он семьи.
— Мама, послушай!
— Не желаю ничего слушать! Хватит с меня. Завтра поедешь в Уреки!
Я молчала.
— Поняла?
— Да.
— И что?
— Ничего.
Обида душила. Теперь хотелось только одного: уехать. Уехать навсегда, чтобы не видеть ее, жестокую и несправедливую. «Зачем мне жить с ней? — думала я. — Она даже выслушать не хочет. Как будто я не человек, а вещь какая-то. Отар такой хороший, такой умный и честный парень, а ей даже неинтересно, кого я люблю. Люблю!
И никогда она не заставит меня разлюбить его!»
Я легла на свой сундук, укрылась с головой и долго давилась слезами.
Приехал папа. Я простилась в школе с Алексеем Ивановичем и с классом. Сказала, что еду на несколько месяцев, потому что папа болеет и не может сейчас жить один.
Пришли мы с папой на вокзал — мама не захотела проводить нас — и вдруг видим: Ламара, Игорь, Роберт, Надя, Гертруда и даже Федя — все стоят на перроне. Как я обрадовалась. Подскочила, расцеловалась с девочками. Я уже чувствовала себя сподвижницей, вроде княгини Волконской или княгини Трубецкой. С тою лишь разницей, что уезжаю не «к», а «от» своего любимого.
Я гордилась предстоящим «подвигом» и горевала. А где тот, из-за которого еду в глушь? Он-то почему не пришел?
— Куда, куда ты едешь? — сморщился Роберт. Он притворялся — Лева уже оповестил их всех о конечном пункте моего следования.
— В Уреки, — все же с грустью пояснила я.
— Где эти Уреки? В какой части света?
— В Гурии, недалеко от Кобулети.
— А, значит, ссылка на юго-запад?
Повесть советского писателя, автора "Охотников на мамонтов" и "Посёлка на озере", о случае из жизни поморов. Середина 20-х годов. Пятнадцатилетний Андрей, оставшись без отца, добирается из Архангельска в посёлок Койду, к дядьке. По дороге он встречает артель промысловиков и отправляется с ними — добывать тюленей. Орфография и пунктуация первоисточника сохранены. Рисунки Василия Алексеевича Ватагина.
Бустрофедон — это способ письма, при котором одна строчка пишется слева направо, другая — справа налево, потом опять слева направо, и так направление всё время чередуется. Воспоминания главной героини по имени Геля о детстве. Девочка умненькая, пытливая, видит многое, что хотели бы спрятать. По молодости воспринимает все легко, главными воспитателями становятся люди, живущие рядом, в одном дворе. Воспоминания похожи на письмо бустрофедоном, строчки льются плавно, но не понятно для посторонних, или невнимательных читателей.
«Прибрежный остров Сивл, словно мрачная тень сожаления, лежит на воспоминаниях моего детства.Остров, лежавший чуть в отдалении от побережья Джетры, был виден всегда…».
Герои произведений, входящих в книгу, — художники, строители, молодые рабочие, студенты. Это очень разные люди, но показаны они в те моменты, когда решают важнейший для себя вопрос о творческом содержании собственной жизни.Этот вопрос решает молодой рабочий — герой повести «Легенда о Ричарде Тишкове», у которого вдруг открылся музыкальный талант и который не сразу понял, что талант несет с собой не только радость, но и большую ответственность.Рассказы, входящие в сборник, посвящены врачам, геологам архитекторам, студентам, но одно объединяет их — все они о молодежи.
Семнадцатилетняя Наташа Власова приехала в Москву одна. Отец ее не доехал до Самары— умер от тифа, мать от преждевременных родов истекла кровью в неуклюжей телеге. Лошадь не дотянула скарб до железной дороги, пала. А тринадцатилетний брат по дороге пропал без вести. Вот она сидит на маленьком узелке, засунув руки в рукава, дрожит от холода…