Там, где папа ловил черепах - [23]

Ух и рассердился же мой брат!

— Не хочешь работать по-коммунистически, я тебя на жалование посажу! Но потом, имей в виду, никаких бесплатных билетов на поезд тебе не дадим. И вообще, что ты за человек?

Ленька и сам не знал. Пожевал, пожевал жвачку — она у него была постоянно во рту, — сплюнул и сказал:

— Коммунизма пока еще нет. Чего ж я зря работать буду?

— Глупый ты, Ленька, до удивленья, — сказала Надя. — Коммунизм — это от нас самих зависит. Постараемся — и будем жить как люди, не постараемся — будем плохо жить. Так мой отец говорит. А он матросом был во время революции. Все знает.

Мы поглядели на Надю с уважением, помолчали.

— Ладно, — решил Коля, — будем строить дорогу, а Леньку придется перевоспитать.

Продолжали работу молча. Каждый думал о своем. Я восхищалась Надей, даром что очки носит — с пяти лет научилась читать. Хорошо она про коммунизм объяснила. А что, если открыть столовую для рабочих? Как в Мухатгверды. Недавно мы с папой и тремя рабочими за рыбой в За ГЭС ездили. Там она в заводи кишмя кишела. Огромные рыбины. Их хватали руками и бросали в телегу и в бричку. Потом совхозные рабочие три дня бесплатно ели рыбу в столовой. В Мухатгверды так заведено. Там и овощи к столу бесплатно подаются, если урожай обильный. Повариха еще и приговаривает: «Поработали, дорогие труженики, вот и ешьте теперь на здоровье, а как же? Только так. Приятно ведь всем вместе поработать и поесть».

Я решила открыть такую столовую. Но лишь для тех, кто работает по-ударному.

И вот столовая открыта. На скамейке в саду расстелена газета, на ней сахар, хлеб, огурцы. Ленька посмотрел и сразу пообещал налепить сто кирпичей. Я ему поверила. Коля промолчал, не стал пока спорить. Налетела вся бригада, расхватали продукты вмиг. Я побежала за новой порцией — если выполнят норму, пусть едят. Открыла буфет, а мама хвать меня за руку:

— Это еще что такое? Ну-ка марш в угол!

Я стояла носом к степе, прислушивалась к доносившимся из сада голосам… Коля что-то рассказывал, все смеялись.

«Эх, — подумала огорченно, — лучше б я лепила кирпичи».

Враги и друзья

В пять часов вечера, как всегда, мы с Люсей сели пить чай в галерее. Мама и тетя Тамара варили на балконе обрезки. Когда им удавалось купить их на бойне, это считалось большим счастьем.

— Очень удачный сегодня день, — не могла нарадоваться мама.

— А? — отрешенно отозвалась тетя Тамара. Поставив кастрюлю на свою керосинку, она взяла книгу, уселась на стул и совершенно выключилась из действительности.

— Обрезки жирные, мясистые — и совсем даром, — продолжала мама.

— Да, да!

— Они у тебя не сгорят?

— Что?.. Нет, я палила много воды.

Мы с Люсей пили чай. Вот если бы можно было еще добавить сахара. Но увы, его мы получаем по карточкам, и мама выдает только норму — полторы ложечки на стакан.

— Богачи, — сказала я, — клали в чай по полстакана сахара.

— Даже больше, — вздохнула Люся.

— Сколько бы ты клала, если бы была богачкой?

— Я съедала бы полный стакан сахара без чая.

Пришла со службы тетя Адель. Глаза блестят, улыбается. Ее красота всегда изумляла меня, и было непонятно: почему моя мама недолюбливает ее, такую красивую и всегда веселую?

— Как вкусно пахнет, — сказала тетя Адель, проходя легкой походкой мимо керосинок.

— Нана съездила бы и купила, — сказала мама, — на золотом блюдечке никто не поднесет.

Вместо ответа тетя Адель улыбнулась чему-то и не утерпела:

— Кого я сейчас в городе видела, если бы вы знали!.. Помнишь, Тамара, моего вздыхателя Реваза? Такой красавец, он ухаживал за мной, когда я была в седьмом классе гимназии. А сейчас совсем лысый. Я увидела его и мгновенно спряталась в толпе — я же так постарела…

Не отрывая глаз от книги, тетя Тамара неопределенно хмыкнула, мама молча помешивала в кастрюле. Тетя Адель вошла в свою комнату и скоро опять вышла на балкон. В одной ее руке был ломоть хлеба, в другой холодная вареная картошка. С удовольствием закусывая, она начала рассказывать о происшествиях дня, посмеялась над ухажерами Наны — их в Госкинпроме целая толпа… Тетя Тамара вежливо слушала, положив книгу на колени, мама всем своим видом показывала, что все, о чем говорит тетя Адель, не стоит внимания. Но потом насторожилась — тетя Адель упомянула Гжевского. Он пытается за ней ухаживать. Правда, она работает в другом отделе, но его кабинет в том же коридоре.

— Нет, вы представляете? Подошел вчера к моему столу, сморчок этакий, и петушком, петушком, скребет лапкой по распушенному крылышку. — Она захохотала.

— Тсссс! — тетя Тамара кивнула в сторону флигеля. Там за окнами хозяйничала жена Гжевского.

— Нет, вы только представьте! — не унималась тетя Адель.

Мама с неодобрением напомнила:

— Дети.

Но тетю невозможно было остановить.

— Жалкий тип. Знаете, что он мне сказал, когда я его немножко осадила? Он сказал: «А не хотите ли красного петуха, французы голоштанные?» Анна, что он имел в виду?

— Красный петух — это поджог. Когда пожар устраивают.

— О-ля-ля…

— Вот тебе и ля-ля.

— Он подожжет наш дом? — всполошилась тетя Тамара.

Мама молча прошла в комнату и поманила тетю Адель. Следом пошла и тетя Тамара. Конечно, мы с Люсей тоже.