Там, где папа ловил черепах - [25]

— Врешь, — удивился быстрому признанью инспектор.

— А куда мне деться? Ведь видели. Я бутылку из-под керосина под дальний курятник зашвырнул и туда же пустой коробок спичек.

Побежали, посмотрели: валялась там бутылка.

— Зачем ты сделал это?

Молчит. Потом сказал:

— Мать моя в Азербайджане в деревне живет. Отца нет, трудно. Хотел деньги ей послать.

А утром в совхоз приехала комиссия из управления. Гжевский кричал:

— Вредительство! Сгною!

Тогда мой отец пошел на него молча, и, видно, такое было выражение его лица — Гжевский испугался, оглянулся на свою бричку, еще раз глянул на моего отца и побежал. За ним вся комиссия. Сели, укатили.

Когда отец рассказал Георгию Вахтанговичу о пожаре и о визите в совхоз Гжевского, зав. политотделом ответил не сразу:

— Ты вот что… Правильно ты сделал, что сдержался — не поколотил его. Дело серьезнее, чем мы думаем. Но будем бороться. И не бойся. Волос с твоей головы не упадет. Что бы ни было, а мы победим, как бы они нам ни пакостили. Поезжай в совхоз, шефы помогут построить новые птичники.

События, события…

— Отменили хлебные карточки! Отменили хлебные карточки! — Алешка бегал по двору и кричал во все горло. — Ирка, Люська, бежим смотреть!

Мы побежали на угол, к хлебной лавке. Народу там — не протолкнешься. Смеются, кричат. Никто никого не слушает. Мужчины, те, что помоложе и поздоровей, лезут в лавку без очереди и, когда их тянут сзади за пиджаки, скалят зубы, отделываясь шуточками. На стене у входя объявление:

ЧЕРНЫЙ ХЛЕБ — 1 р. 10 к. ЗА КИЛОГРАММ.

БЕЛЫЙ ХЛЕБ — 2 р. ЗА КИЛОГРАММ.

На улице у каждых ворот маленькое собрание. В руках у всех хлеб, едят, смеются. Нас тоже угостили. Мы с наслаждением жуем хлеб, ходим от ворот до ворот, слушаем.

— Женщины, дорогие, на сахар, слыхали, тоже снижение цен!

— Ой, господи, слава богу! Теперь лишь бы войны не было, встанем на ноги, заживем!

— Еще как заживем! Обойдемся без помощи капиталистов!

— Уй-мэ, конечно!

— А слыхали: в нашей лавке корреспондент из газеты был!

— Когда?

— Говорят, рано утром.

— Не может быть.

— Клянусь мамой!

— Ва, неужели о нас напишут?

* * *

— Тише, тише, говорите по очереди, сразу видно: женское собрание!

— Ну хорошо, будем по очереди. Эвгени, вот сейчас у нас социализм, да?

— Да.

— Ну хорошо, жизнь наладится, это уже видно, а потом?

— Что потом? — Все в каретах будем разъезжать, что ли?

— Почему в каретах? В аэропланах, на таксомоторах. В Тифлисе с этого года будут курсировать двадцать таксомоторов. Вместо фаэтонов. На вокзальной площади будет стоянка и, пожалуйста, садись, езжай, куда надо.

— У… Дорого будет стоить это удовольствие!

— Не-ет, копейки.

— А вот при царе…

— Эвгени, как думаешь, царский режим вернется?

— Да ты что, полоумная?

— А на нашей улице рано утром корреспондент был!

* * *

— Люди, сейчас с Плехановской иду! Там шесть сортов хлеба продают!

— Вах! Надену новое платье и пойду смотреть.

— Я теперь своего Мишку в ясли, а сама на работу. Хватит дома сидеть, человеком хочу стать.

— Муж тебе покажет, как человеком стать. Да он с ума сойдет. Чтоб женщина с мужчиной на равных была?.. Где это видано?

— Почему? Все наши законы за женщину.

— Ну и что? Ну и что? Голова у женщин все равно глупая, куда ей до мужчины?

— Да ну вас с вашими спорами! Скажите лучше, правда, что в нашей лавке корреспондент был?

— Правда. А тебе-то что?

— А какой он, какой?

— Красавец.

— Ну конечно, он же корреспондент.

* * *

— Ой, с ума сойти можно: про нашу хлебную лавку в газете напишут?!

— Я тоже в это не верю: никогда в жизни про нас не писали и вдруг напишут?

— Да он, наверно, не на тот трамвай сел!

— Ха, ха, и то правда!

— Может, ту корреспонденцию и не напечатают?!

— Конечно. Что им, больше делать нечего?

* * *

И как же поразились люди нашей улицы, когда в «Тифлисском рабочем» появилась статья под заголовком «Жулик за прилавком». Статью читали в каждом доме нараспев. Начиналась она так: «Лоткинская улица.

Хлебная точка № 3 райОРСа. Здесь недостаточно хорошо подготовились к свободной продаже хлеба: 96 проц. помола и 85 проц. помола. Хлеб других сортов сюда не успели подвезти». Дальше писалось о хлебных точках, что на других улицах района, но и этих нескольких строк было достаточно, чтобы жители Лоткинской почувствовали себя счастливее: «О нас республиканская газета заговорила! Значит, не такие уж мы забытые на этой далекой окраине. Теперь, пожалуй, можно ожидать и ёще каких-нибудь перемен к лучшему».

И надежды вскоре оправдались: открылась новая баня.

Раньше мы ездили в серные бани на другой конец города. Уходил на это целый день. Длинная дорога с двумя пересадками из трамвая в трамвай, огромные очереди перед баней и внутри. Попав туда, мылись под душем и в бассейне часами, чтобы хватило на месяц. А теперь своя баня, вот радость-то.

Мы с мамой и тетей Тамарой отправились туда рано утром, заняли очередь. Стояли полдня, наконец вошли. Баня оказалась очень жаркой, мама не выдержала, быстро помывшись, пошла в раздевалку, и я за ней. Мы оделись и собрались уходить, а тетя Тамара все не идет.

— Задохнулась она там, что ли?

Я побежала, открыла дверь в душевую и крикнула в клубы пара:

— Тетя Тамара, скорей, скорей!