Там, где бежит Сукпай - [4]

— Сангия-Мама! — начинает дедушка. Он зажигает багульник; клубы пахучего дыма вздымаются кверху. Раздувая угли, дедушка говорит:

Сангия-Мама! Сангия-Мама!

Прими воскурение наше,

С кровью зверя жертву прими!

За лося, посланного тобой,

Приносим тебе его голову,

Став на колени, мы все

Кланяемся тебе, Сангия-Мама!

Отец отрезает ножом кусочек лосиного языка, бросает его вниз по течению реки, затем отрезает кусочек ноздри и бросает вверх по течению реки. Он тоже молится, говоря:

На, тебе, Сангия-Мама, Сангия-Мама!

Прими, прими!

Посылай другого лося,

Пусть идет он к берегу

Впереди моей оморочки

И не видит меня и не слышит…

Кончив этот обряд, мы идем в юрту. Все рассаживаются вокруг очага. Отец раздает нам по куску мяса, но прежде чем начать есть, взрослые отрезают от своей доли небольшие кусочки и бросают в огонь.

Дедушка говорит за всех сразу:

Э, Пудзя! А!

Ты позволил    убить нам лося,

Пошли нам еще большого лося скорей…

Поджав ноги, мы сидим у костра до тех пор, пока не опустеет котел. Об этих сытых днях вспоминали мы спустя некоторое время, когда были съедены все запасы, а Сангия-Мама не послала новой удачи.

ПЕРВЫЙ ХАРИУС

Ой, какой день длинный летом! Я бегаю по косе, гоняюсь за бабочкой. Бегаю, кричу: «Бабочка, сядь ко мне! Бабочка, сядь ко мне!» Хочу ее поймать, она улетает. Тогда я беру ветку и размахиваю ею направо, налево, пока не прихлопну жертву. Вот уже много бабочек наловил. Что с ними делать? Запрягаю в лодочку, привязав одну бабочку к другой. Точь-в-точь собачья упряжка. А куда ехать? Конечно, промышлять.

Что-то жужжит над моим ухом. Кто это? Ах, это жук-дровосек. У него длинные-длинные усы: я хватаю жука за усы, кладу в лодочку и скачу домой. Там, вырезав маленький бубен из бересты, заставляю жука шаманить. Перевернутый на спину, он лежит в лодочке, перебирает лапками, держа берестяной бубен.

— Дынг, дынг, дынг, дынг! — кричу я. — Курите багульник, зажигайте душистую траву!

— Вот непоседа, — говорит мать, а Яту, вышивая узор, напевает:

С бубном пляши, не смущайся,

С бубном играй, не смущайся,

Ну, такунг-такчн,

Ну, якунг-якчи.

Как следует играй,

По старинке начинай.

Ну, такунг-такунга.

Ну, якчинг-якчинга!

Как-то раз я поймал большого махаона, привязал его за ниточку и хотел присоединить к упряжке, но бабочка вырвалась и полетела с ниткой за реку. Я погнался за ней, бежал до тех пор, пока вода не подошла к горлу. Я схватил нитку и упал.

— Бата тонет! — закричала мать.

Вместе с бабочкой я был вытащен из воды. И вот сижу голый, завернувшись в халат матери, ожидаю, когда высохнет моя одежда.

— Ты, я вижу, много бегаешь зря, — сказал мне вечером дедушка. Я подошел к нему, чтобы посмотреть, как он будет ковать железо, пристроив кожаные меха к огню. — Помогай мне.

Я начинаю работать так, что моя голова раскачивается из стороны в сторону. Дедушка кует острогу.

«Хорошо бы и мне получить снаряжение. Стал бы промышлять понемногу», — думаю я.

— Дайте мне острогу.

Дедушка сделал мне маленькую острогу с расчетом, что она будет вполне хороша для малявок. Но ведь обидно охотиться за малявками.

— Дедушка, а я смогу своей острогой тайменя добыть?

— Ха, ха, ха! — смеется Ангирча. — Если ты добудешь тайменя, так я съем его, поджарив на своем собственном мизинце.

Ангирча пришел подправить свой нож. Он издевается надо мной, а дедушка молчит, смотрит на раскалившееся докрасна железо. В руках у него маленький топорик, сточенный почти до самого обуха. Он бьет им по железу так, что искры брызжут во все стороны. Закончив ковать, он говорит мне:

— Пойдем шесты рубить. Бери свою острогу.

На спине у дедушки деревянная птица: она привязана к поясу.

Я спрашиваю, что за птица села к нему на спину.

— Это дух моего позвоночника, — отвечает дедушка. — Я ношу ее для того, чтобы спина не болела.

Вниз по реке хорошо плыть. Мы плывем у самого берега. Дедушка учит меня бить острогой рыбу, подцепив сразу одного за другим двух коньков.

— Теперь промышляй один, — говорит он, оставив меня на косе. Сам он отправляется дальше, к зарослям тальника. И вот я один. Колю острогой мальков, складываю их в свою крошечную оморочку. Целый день я ходил вдоль берега, высматривая добычу. Маленькие пескарики, ленки, налимчики проплывали стадами, щекоча мои ноги. Так я дошел до залома. Взобрался на бревно и смотрю в воду. Вода светлая. Видно все, что лежит на дне. Опять идут мальки. Но вот, распустив плавники, важно плывет хариус. Я изо всей силы бью в него острогой. Попал!

От удивления дедушка раскрыл рот, когда увидел в руках у меня большого хариуса с кровавыми следами удара.

— Так вот каков тот человек, который будет кормить меня на старости лет! — Дедушка ласково потрепал меня по плечу. А через час, подойдя к юрте, он возбужденно заговорил с бабушкой.

— Наш мальчик хариуса поймал. Давайте попробуем первую талу[14] из его рук.

Уже на ходу я проглотил один кусочек талы, выбежав из юрты. Обрадованный тем, что завтра у меня будет настоящая острога, я кувыркался на песке.

КЕТА ИДЕТ

Разноцветными стали деревья в лесу. Пожелтели березы. Листья кленов окрасились в такой цвет, как бабушкин старинный халат из китайской материи. Куда ни посмотришь, везде красные халаты развешаны. По реке плывут листья, сорванные с деревьев бурей.