Там, где бежит Сукпай - [39]

Дзолодо попросил переводчика сказать Елизарову, что охотники просто стесняются говорить на таком собрании.

— Мы не можем больше жить по старым законам, — заговорил он вдруг, поднявшись с места. Черные косы дрогнули у него за плечами. — Советская власть дала нам хорошие законы. Будем делать так, как учат нас старшие наши братья — русские люди, — заключил он и сел, гордый, как орел, побывавший в облаках.

— Я думаю так, — заметил Динчу, — по новым законам жить лучше. Только это не сразу делается.

— Если власти помогут, скорее дело пойдет, — возразил мой отец.

Сесили Кимонко, сидевший с ним рядом, сказал так, чтобы слышали все:

— Советская власть нам уже помогла. Надо теперь всем дружно жить, хорошо охотиться. Мы тоже должны помогать большевикам.

Чауна, молчавший все время, обратился к Елизарову через переводчика:

— Председателем туземного совета будем выбирать такого человека, который понимает советские законы и нас будет учить. Раньше у нас старшинки были. Они любили богатых. Бедному человеку тяжело было разговаривать с ними. Теперь надо не так смотреть. Верно я говорю?

Весь день шло собрание. Людские голоса заглушали говор воды. Хор шумел совсем рядом. Он торопился попасть скорее в Уссури, а потом в Амур, чтобы дружить со своим старшим братом. Так и лесные люди хотели поскорее выйти на дорогу новой жизни. Над большой палаткой уже трепетало красное знамя. Сесили прикрепил его на высокий гладкий шест. Председателем туземного совета выбрали Сесили Кимонко.

НА СТАРЫЕ МЕСТА

Жизнь повернулась навстречу солнцу. Но яркое солнце сразу ослепило людей. Слишком долго они бродили во тьме, Нэдьга прибежала ко мне со слезами:

— Русский доктор будет резать руки. Он зовет нас в палатку. Я боюсь…

Она упала на берестяную циновку и закрыла голову подушкой. Я решил пойти посмотреть, что делает доктор. Около палатки на ящиках сидели Чауна, Сесили и Динчу. Врач уже сделал им прививку. Выставив на солнце оголенные выше локтя руки, они придерживали рукава рубах и смеялись:

— Иди, бата, не бойся, — сказал Сесили.

Я подошел к ним поближе. Чауна показал мне тоненькие царапины, которые оставил на его руке доктор. Савельев был тут же. В белом халате он казался еще круглее. Весело глядя на меня из-под очков, доктор понял, что меня уговаривать не нужно. Я уже засучил рукав.

— Ну как? — спросил Василий Оненка, разглядывая черточки на моей руке. — Больно?

— Комар хуже кусает.

— Теперь черная оспа тебя не тронет, — продолжал Оненка. — Верно, верно. Можешь спросить товарища Елизарова.

Елизаров сидел в палатке, что-то записывал. Мне очень хотелось поговорить с ним, и я попросил Василия Оненка помочь мне. Елизаров оторвался от бумаг. Приготовился слушать. Я сказал:

— Если Советская власть будет учить детей, то как быть таким, как я? Мне двадцать лет. Я хочу научиться грамоте.

Елизаров ответил через переводчика:

— Это ничего. Все равно можно учиться. Мы здесь открываем школу. Но прежде всего надо позаботиться о вашем здоровье. Есть еще такие, как ты, которые хотят учиться?

— Не знаю… — ответил я и вдруг спохватился, увидев Кяундзю, шагающего вдоль косы. — Есть! Конечно, есть!

Я вышел из палатки счастливый, никого не видя, почти бегом побежал к Нэдьге. Она все еще лежала ничком.

— Ты напрасно боишься, Нэдьга. Посмотри, какие маленькие царапины. Совсем не больно.

Нэдьга отбросила подушку, приподнялась.

— Покажи… — и улыбнулась. Ямочки обозначились на щеках. Слез уже не было.

— Идем!

Я взял жену за руку и повел к доктору. На пути нам встретился Дзолодо. Он нес на плечах своего маленького сына. Тот всхлипывал, боязливо оглядывался назад, на белую фигуру около палатки.

— Какой же ты охотник будешь? — приговаривал отец. — У-уу! Стыдно плакать.

Прошлой зимой Дзолодо овдовел. Жена умерла во время родов в шалаше. Он не женился. Старики говорили, что Дзолодо не может найти по себе красавицу. Но он просто никого не искал. Он любил сына. Бабушка заменила мальчику мать. Дзолодо мало бывал дома. Все время в походах, все время на охоте, в поисках добычи с ружьем по тайге. Опаленный ветрами и солнцем, он был сильный и ловкий. Мальчуган сидел у него на плечах, потряхивая головенкой. Глядя ему вслед, Нэдьга сказала:

— Какой хороший мальчик. Верно, догди?

В стороне от большой палатки сидела на камнях Ила — худенькая девочка лет двенадцати. Нэдьга дала ей кусочек сахару. Ила воспитывалась в семье шамана. У нее не было родителей,

— Приходи к нам, Ила. Ты, наверно, есть хочешь? — спросила Нэдьга, оглядывая босые, потрескавшиеся ноги девочки.

В этот день все жители нашего временного становья перебывали у доктора. Многих из них Савельев снабдил лекарством. Даже шаман Иванса пришел в палатку и охотно протянул руку для прививки. Пока Елизаров и Савельев были у нас, он ходил молчаливый. Но как только они уехали, Иванса стал все чаще заглядывать в балаганы охотников. По вечерам, когда над рекой опускался туман, звуки шаманского бубна тревожили тишину.

Однажды ночью меня разбудил шум. Кто-то кричал в соседнем балагане. Я выскочил из-под накомарника. Около костра кружился с бубном шаман Иванса. Кику бился в припадке. У входа в балаган сидела, скрестив на груди худенькие руки, Ила.