Талисман Шлимана - [11]
Когда он выбрался на террасу, с наслаждением вдохнул этот воздух, напоенный цветами, вдруг, несмотря на все, почувствовал радость.
По вечерам был темный густой воздух, звон цикад.
А сегодня за обедом Таня, очаровательная молодая девушка (ей пятнадцать лет, она радует всех в нашем отеле у моря) сказала:
– Что это меня глюки мучат? Мне кажется, что такое уже было, мы так же сидели, о том же говорили…
– Это бывает, это что-то типа реинкарнации, когда вспоминаешь прошлое, – заметила светловолосая дама, моя соседка, пробуя терпкое местное вино.
– А я вот думаю, ей видится то, что будет.
– Пророчица.
– Не совсем.
– Александр Владимирович, а здесь были свои вещуньи?
– Наверное. Мы мало знаем. Минойская цивилизация существовала тут еще раньше, чем Кассандра и пифии в Дельфах.
– Про Кассандру рассказывалось в мифах, что она после взятия Трои жила с воином?
– Да, стала наложницей царя Агамемнона. Их потом обоих убила жена Агамемнона, Клитемнестра.
– Я бы не хотела такого конца, как у нее, я бы убежала.
– Я чувствую, что наша пифия уже совсем перегрелась на солнце, – заметила Танина мама.
– Александр Владимирович, а у вас тоже плечи покраснели. Пойдете завтра с нами на пляж или опять на раскопки?
– Смотрите, дождь.
– Говорят, здесь это редкость.
– Вы куда, Александр Владимирович?
– Пойду погуляю, посмотрю на дождь, он и правда здесь редко бывает.
Дорожку, ведущую от отеля к морю, окружали кусты, цветы. Наверное, меня тоже начали здесь мучить эти самые глюки. Я смотрел, как на хрупких ветках сверкают капли, как драгоценные камни в волосах самой тонкой большеглазой девушки. И мне вспомнилась какая-то юношеская мечта. Когда я это представлял себе -еще в школе, в университете? Я смотрел на мокрые листья и чувствовал: у нее должны быть таинственно глубокие, мерцающие, как эти капли, глаза. И хотелось задать детский вопрос: «Как твое имя?» В таком расслабленном состоянии я вышел к морю. Дождь внезапно кончился. Море у ног осторожно, мягко дотрагивалось до берега, как женские руки. Я сел на лежак у самого прибоя, он шумел, пена разлеталась. Что-то странное пришло на ум: «Ты, море теплое и доброе. Ты, начало цивилизации. Ты, создавшее красоту. Дай нам…»
Пришло чувство нежности. Оно было пугающе тихим. И снова приобрело свой смысл все в мире. И боль, и ложь, все вокруг, начальники, деньги, мой давний безрадостный брак, одиночество, дальняя поздняя любовь, редкость встреч с ней и с моей внучкой… И я впустил в себя это море, цикад, серебристую пену на волнах, ступени разрушенных дворцов, музыку по вечерам – они захлестнули весь осадок непонимания. В душе шаг за шагом стало восстанавливаться какое-то разрушенное единство. Гармония мира, его взаимосвязь возвращалась трепетно-живой, юной. Я вдруг ощутил, что мир ко мне добр, величественно добр, как это море. Более того, великодушен и щедр. Оно истинно, и все истинно. И все ошибки, горе и обиды, как старые листья на
стебле, были такими до боли человеческими ошибками. А значит, и в них истина. Потерянная в шуршании машин, в крике, сплетнях, гармония оказалась истинной и существующей.
Обрести и услышать.
И я иду.
Иди и слушай —
Обрести и найти.
Слышишь?
– Александр Владимирович, а знаете, какое вино мы сегодня с вами пили перед дождем? Нам наш официант рассказал.
Мои новые знакомые приносили мне такую же беспечную радость, как моя маленькая внучка. Особенно пятнадцатилетняя Таня, севшая со мной рядом на лежак.
– Говорят, что из Архан. Это самое знаменитое у них здесь красное. Туда даже есть экскурсия с дегустацией. Вы чувствуете, как действует?
– Кажется, да. А вы знаете, Танечка, я завтра собираюсь как раз в Арханы, только без экскурсии, продегустировали мы и здесь отлично.
– С кайфом.
– Вот именно. А там святилище на горе Гюхте и древнейшие могильники – толоссы. Они такие круглые, таинственные. Не хотите со мной?
– Ой, я лучше пойду на пляж. А вечером вы все расскажете, хорошо? И купите нам еще арханского.
На следующий день с утра на небе еще были облака, но пока я добрался до Архан, снова стало жарко. Проезжая мимо Кносса, я решил хотя бы на обратном пути еще раз заглянуть во дворец. Почему-то в Арханах все ближайшие магазинчики были закрыты, и я с трудом купил заказанного мне знаменитого местного вина. В результате все получилось достаточно бестолково. Я не успел в музей, а чтобы поехать в святилище, надо было специально договориться с кем-нибудь из его сотрудников, попросить открыть решетку, окружавшую раскопки. Я решил вначале идти к гробницам. Их священная гора Гюхта слева от дороги казалась мягкой при ярком солнечном свете. Служитель у входа показал мне книгу о святилище, я мельком увидел иллюстрацию, очевидно, реконструкцию какого-то известного события, может быть землетрясения 1450 г. до н. э. На рисунке храм разрушается, испуганный человек падает на землю. Но книга не продавалась, а расспрашивать было некогда, я спешил. Не задерживаясь, я поднялся на холм и бродил между могильниками. Один полностью уцелел. Я спустился в это черное пятитысячелетнее помещение. После яркого солнца здесь было темно и почти холодно. Держась за чуть влажные стены, я ощупью добрался еще до одной дыры, вошел в совсем темную погребальную камеру и дотронулся до ее влажно холодных камней. Странное ощущение возникло у меня, похожее на предчувствие и непонятное. Был ли это страх, что я делаю что-то кощунственное или иной трепет?
Когда-то люди жили по законам природы: поклонялись матушке-земле, радовались солнцу, слушали песни ветра и верили в добро и свет. Среди таких людей в Ярилиной веси и жила Веснянка. Молодая девушка, которая только впервые свой хлеб на освобожденную от снега землю положила. Она знает множество песен, но никому не ведомо, откуда они приходят к ней. Голос Веснянки волшебный, звенит так, что на всю округу слышно. И становится от ее напева светло и чисто на душе. Близкий друг Веснянки, кузнец Ярилка, влюблен в девушку.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.