Такси! Такси! - [49]

27 июля 1933 года весь парк, все московские таксисты были потрясены известием: на шоссе Энтузиастов найден обезображенный труп таксиста. Раны были нанесены в грудь и спину. Следствие показало, что водитель защищался, - об этом можно было судить по многим признакам.

Лучшего московского таксиста провожали в последний путь почти все его коллеги. В тот час оставили в городе только несколько дежурных машин, длинная вереница такси - их было двести - медленно брела вслед за процессией. Среди них была и машина Ры-жикова. Растянувшаяся процессия остановилась на Крымской набережной, у дома № 14, где в ту пору помещался парк. В стене замуровали урну с прахом таксиста, умершего на боевом посту. Шоферы вышли из машин, молча смотрели на печальную работу штукатуров. Потом, такие же молчаливые, разъехались по всей Москве. В тот день опасно было стать подозрительным, мстительным - неразговорчивые, хмурые пассажиры, назначавшие отдаленные от центра города адреса, вызывали сомнение. Удивительно ли: ведь убийц не нашли ни тогда, ни потом.

…Таксисты первыми узнают о самых печальных и о самых радостных событиях города благодаря подвижности и тому срединному месту, которое занимает в жизни города такси. Несчастья многому учат. Потому таксисты-ветераны так умудрены жизнью: они повидали больше других. Одних, слабых, собственные таксистские несчастья отпугнули - они ушли из такси. Других сделали стойкими, жизнелюбивыми. Евгений Васильевич не стал угрюмым, он понимал, что нельзя относиться дурно ко всему пассажирскому племени только потому, что к нему примешиваются грабители и бандиты. Как нельзя дурно относиться пассажирам ко всем таксистам, если к ним присоединится рвач, думающий только о себе.

Евгений Васильевич Рыжиков любил каждого пассажира, впускал к себе в машину охотно, с радостным ожиданием узнать чтс-то новое. И жизнь щедро подарила ему много памятных встреч. Он не переменил своего отношения к людям даже после того, как сам повстречался с бандитами, один - против двух, в ночь под новый, 1935 год. Вместо платы за поездку они ударили ножом в спину.

Через три месяца Евгений Васильевич снова сел за руль такси

Каждый день оставлял след, и каждое утро Евгений Васильевич шел к своей машине с неизменным чувством ожидания. А вечером или, если он работал сдвоенными сменами через день, в свободный час записывал, что произошло на линии.

Казалось бы, ничего особенного. Поздним вечером, перед концом смены, встревоженная женщина, переходя сразу на душевные ноты, умоляет отвезти в Удельную доктора к заболевшему мужу. Пришлось остаться у светящейся окнами ночной дачи и по мелькающим теням на занавесках судить, все ли там хорошо. Иногда там вдруг начиналась беготня, и шофер боялся, все ли там благополучно. Потом люди стали мелькать реже, дача успокоилась почти совсем, и на рассвете вышел усталый, но спокойный врач. Действительно, больному стало легче. Дорогой об этом рассказывал врач. Оказывается, заболел известный конструктор.

- Это мы с вами вместе спасли его, - сказал врач. И тогда Рыжиков улыбнулся, - принимал похвалу, но понимал, что она преувеличенная. Врач повторил:

- Нет, действительно, мы вдвоем спасли. Я - тем, что оказал помощь. Вы - тем, что она была оказана вовремя.

Было это вчера, тогда казалось обыденным, а сегодня в короткой записи становилось интересным, словно это случилось не с ним, Рыжиковым, а с другим таксистом.

Евгений Васильевич догадывался, но отчетливо не представлял себе, что уже в те довоенные годы молодых шоферов учили, приводя в пример его работу. В парке наставляли:

- Не сидите за рулем хмурые, недовольные. Не разговаривайте, словно вы делаете людям одолжение. Посмотрите на Рыжикова - всегда приветлив. С одним охотно поговорит, другому - только улыбнется, не будет докучать разговором, если чувствует, что человеку сейчас не до этого. Однако улыбкой покажет свое расположение, гостеприимство. Знаете, что о нем говорят пассажиры: ехать с ним легко, дорога короткая, время проходит незаметно. Но только помните: никакой назойливости. Навязанный разговор - это не гостеприимство. Иногда для человека лучше всего помолчать, и не следует показывать вида, что вы заметили его плохое настроение.

Еще в 1937 году, двадцати восьми лет, Евгений Васильевич Рыжиков в числе первых получил звание мастера-водителя высшего класса.

В годы войны Евгений Васильевич продолжал водить машину по Москве - в армию его не взяли: не подошел по здоровью. Видно, сказалась рана. А с виду он был здоровым и все время мучился, когда останавливался женский взгляд на нем. Рыжиков понимал, о чем говорили молчаливые глаза: вот муж мой на фронте, а ты устроился удобно - гонять машину по асфальту. Евгений Васильевич не мог переносить этих невысказанных упреков и находил удобный случай, чтобы объяснить, почему он не в армии. Да будь Евгений Васильевич и крепкого здоровья, администрация единственного не распущенного в годы войны таксомоторного парка - третьего - все равно бы позаботилась, чтобы он остался в Москве. За рулем остались только женщины и слабого здоровья мужчины. Им было трудно работать, как никогда. Иногда, едва добравшись до парка на искалеченной старенькой машине, приходилось ремонтировать ее до ночи, чтобы до комендантского часа успеть вернуться домой. Порою приходилось ночевать в парке: не кончил ремонт.