Так это было - [51]

Вот через этот ад нужно было пройти и уцелеть. Обязательно уцелеть, ибо предстояла еще борьба в самом рейхстаге — крепости крепостей, борьба жаркая, последняя. Никто не знал, что находится в здании парламента, какое «тайное оружие» приготовил враг перед своей верной гибелью и как с этим тайным оружием бороться, никто не знал, сколько там солдат-фанатиков. Потом станет известно, что район рейхстага обороняли отборные эсэсовские части — около 6 тысяч человек.

Советские воины были уверены, что они идут в бой, за которым мир. Накануне была устроена «массовая» баня, солдаты насладились веником, попарились. Орудуя иголкой, огрубевшими пальцами пришили чистые подворотнички. И какую же нужно было иметь веру, какую силу воли и убежденность, чтобы перед этим смертным боем, стоя на коленях на цементном полу, на ящике из-под снарядов писать на клочке бумаги: «В партбюро тов. Зенкину. Прошу принять меня в члены партии перед штурмом рейхстага…»

Партбюро заседало всю ночь, и теперь туманным утром штурмового дня в «доме Гиммлера» царила возбужденная атмосфера.

Утром в «дом Гиммлера» приехал и генерал Шатилов.

Командир дивизии приказывал:

— Больше орудий на чердаки! Бить прямой наводкой по вражеской артиллерии справа. Она будет мешать нашему продвижению.

Политработники вели беседы с солдатами, сержантами, офицерами. Они не скрывали трудностей, не говорили приказным тоном. Именно поэтому все слушали их с вниманием, чувствовали необычность обстановки.

— Рейхстаг — железобетонная крепость, — говорил Сьянову комбат Неустроев, — стены простыми снарядами не возьмешь. Окна заложены кирпичом. Но ты имей в виду: вся артиллерия будет работать на тебя. Прекращение огня — красная ракета. Прижимайся ближе к огневому валу, понял? Правее тебя рота Греченкова.

Сьянов все понял. Но его волновали фланги. Он знал, что и набережная Шлиффена, и мост Мольтке, и часть набережной Кронпринца в наших руках, но как на правом фланге, откуда слышна стрельба?..

— Правый фланг у него, — сказал комбат. — К Кроль-опере должны подойти части полковника Асафова. Из Тиргартена — огонь. Как лучше выполнить задачу, решай сам. Но хоть зубами, а зацепись за рейхстаг. Продумай еще раз все. В твоем распоряжении будет около часа…

Для Сьянова задача была очень трудной. Он — парторг роты, но после ранения командира принял командование. Хотя он уже давно воевал в роте, но впервые должен был сам повести бойцов, да еще на штурм рейхстага.

Услышав разговор Сьянова с Неустроевым, Николай Бык разыскал капитана Матвеева:

— Я хочу первым из нашей роты идти на рейхстаг.

— Хорошо, — ответил Матвеев, — но, может быть, кроме тебя найдутся еще желающие?

— Может быть. Давайте спросим.

Около Матвеева стояла группа солдат, которые слышали этот разговор…

— Ну что ж, давай записываться. Кто хочет первым идти на площадь, через ров, к рейхстагу?

— Я, — повторил Николай Бык.

— Еще кто?

И тут послышались голоса:

— Богданов… Руднев… Прыгунов…

Сьянов внимательно выслушал командира батальона и вдруг вспомнил, как месяц назад близ небольшого городка Кенигсберга (на берлинском направлении) в дни, когда войска занимались учебными штурмами больших городов, форсированием рек, каналов, озер, появился командующий фронтом маршал Г. Жуков. Ему нужно было посмотреть, как идет подготовка, и присутствовать на разборе занятий. Когда слово было предоставлено маршалу, он сказал:

— Похвалить могу только за наступательный дух войск. И это очень важно… — Он осмотрел сидящих, словно бы искал тех командиров, которым хотел сказать то, что было главным. — Но я недоволен, — продолжал он. — Так Берлин брать нельзя!.. Танки, словно нарочно, подставляют себя под противотанковый огонь, пехота плохо прижимается к огневому валу… Штурмовые группы теряют связь между собой, а потому нарушается взаимодействие, а бойцы теряют уверенность. Вина на командирах. Даю на подготовку еще десять дней, — сказал маршал. — Проводите учения так, чтобы на вас и на солдатах от пота и соли горели гимнастерки! Берлин мы должны взять штурмом, а не вести изнурительный многомесячный бой. Мы должны овладеть им штурмом, какого не знала история, — повторил маршал.

Не раз вспоминал эти слова старший сержант Сьянов, вспомнил и сейчас, когда стремительность, решимость, быстрота требовались от него как командира роты, от всех его солдат.

В «доме Гиммлера» продолжали готовиться к предстоящему выходу на площадь. Все уже получили по три диска и по 12 гранат, все уже по десять раз проверили и почистили автоматы и все находились в том возбуждении, которое наступает перед сражением и прекращается с началом боя.

Девять рот сгруппировались у окон «дома Гиммлера» и ждали команды, чтобы выпрыгнуть и, не останавливаясь, рывком преодолеть пространство до рва и там залечь, а если будет возможно — и перебраться на ту сторону. Задача ясна.

Еще утром подразделения вышли на площадь и двинулись к рву, но были накрыты сильным огнем из Тиргартена и залегли. На НП донесли, что потери чувствительны, нужно погасить активность орудий на правом фланге. Некоторым смельчакам удалось дойти до рва и даже перебраться на тот берег — берег, изрытый траншеями, в которых засели эсэсовцы. Завязался бой.