Так это было - [50]

— Мы были одни в помещении, — продолжал Аксман, — никто не проходил во время разговора. Слышалось лишь приглушенное жужжание вентиляторов, да иногда доносилась, как нам казалось, далекая стрельба. После небольшой паузы Гитлер сообщил мне, что он завтра уходит из жизни.

«Я буду с вами», — ответил я ему. «Нет, — решительно сказал он, — ваше место среди живых…» Затем он с трудом поднялся, попрощался и, согнувшись, ушел в свою комнату. Больше я его никогда не видел.

Так рассказывал мне о своем «фюрере» Аксман более чем через два десятка лет.

30 апреля

Подготовка к штурму. — «Прошу принять в партию». — Первая вылазка на Королевскую площадь. — Роты Сьянова и Греченкова преодолели «огненную метель» и ворвались в рейхстаг. — Красное знамя на рейхстаге. — «Ура, товарищ маршал!» — Дивизия Антонова подходит к имперской канцелярии. — Полковник Гумеров принимает первых парламентеров. — У врага в подземелье

Многое в те дни удалось мне увидеть, но далеко не все.

Знакомясь позже с архивными материалами и беседуя с участниками штурма рейхстага, я понимал, что капризы памяти невольно могут менять не только минуты и часы, но даже числа. Это и понятно. В то время никто не мог думать о систематических записях, да и записи в огне и дыму носили характер «взводного» и «батальонного» взгляда на бой, а по этим донесениям составлялись полковые и дивизионные — в корпус, армию, фронт.

Знакомясь с этими официальными документами, иной раз видишь весьма разноречивые факты, неточное расположение частей, неправильное наименование местности, улицы, квартала.

И только сохранившиеся карты с отметками, знаками, кольцами, длинными и короткими стрелами, цифрами номеров воинских частей таят более или менее объективную картину.

Кто первым вошел в Берлин или в тот или иной пригород, на мост Мольтке, в «дом Гиммлера», в рейхстаг? На этот вопрос нельзя ответить односложно, ибо было множество первых, но на разных участках фронта, было множество водруженных флагов — на домах, в окнах, на колоннах, просто на крышах. Высокое стремление быть первыми в последнем, решающем смертном бою владело всеми. Оно выражало волю, надежду и веру в победу советского воина.

Вот почему весь путь к рейхстагу и само здание пестрели флагами различных форм и размеров, ибо тысячи солдат и офицеров дошли до заветного здания и устанавливали полковые, ротные, взводные, наконец, личные флажки: «Я дошел, я водрузил». Сам по себе факт, неповторимый в своем величии.

Мне приходилось пробираться к истине через лабиринты карт, воспоминаний, официальных документов, писем, полученных от участников штурма, бесед с ними. Я пытался это делать с предельной четкостью, стараясь никого не забыть и никого не обидеть.

И словно желая помочь мне, Виктор Дмитриевич Шаталин — командир героического 380-го полка недавно писал мне:

«Хотелось бы рассказать ту драматическую истину, в которой действовали и выполнили поставленную боевую задачу воины 380-го стрелкового полка наряду и рядом с воинами 756-го стрелкового полка 150-й дивизии. Я в равной степени восхищен отвагой воинов 150-й дивизии, как и своих. Ведь обе дивизии — 171-я и 150-я всегда воевали вместе, и много раз в бою мы оказывали друг другу необходимую помощь, без которой немыслима никакая победа…»

Исходя из этого, я и пытаюсь рассказать о штурме рейхстага.

День выдался пасмурный. С Шпрее тянул туман, покрывший всю Королевскую площадь и Тиргартен. Контуры рейхстага едва вычерчивались в серой пелене. Солдаты, находившиеся в «доме Гиммлера», то и дело бегали из подвалов на верхние этажи, чтобы «хоть одним глазком» глянуть на рейхстаг, о котором они между собой говорили: «Последний дом войны…» Между этим зданием и «домом Гиммлера» не более 400 метров! После длинных военных дорог от Волги, от Терека, от Москвы-реки, после дорог длиною в несколько тысяч километров — остались метры…

Это казалось настолько невероятным, что не все до конца были убеждены, будто огромное серое здание и есть рейхстаг. Во всяком случае, один из командиров полков, докладывая обстановку на КП дивизии, уверял, что на пути к рейхстагу стоит какой-то большой дом с куполом и множеством колонн. «Видимо, — сказал он, — его придется обойти с севера»…

До рейхстага оставались метры. Но как тяжелы они!

На небольшом участке фронта — несколько узлов сопротивления, и самый крупный из них — рейхстаг. Перед ним вырыты траншеи, построено 15 дотов. Поперек площади, в 120 метрах от рейхстага, оказался ров, залитый водой, — преграда, которой не было ни на одной военной карте. От него — подземные ходы в сторону парламента. На крышах рейхстага и ближайших к нему домов — орудия разных калибров, в том числе зенитные, направленные на площадь и «дом Гиммлера». В Тиргартене врылись в землю орудия мощной артиллерии, недвижные, стоящие насмерть. Вся площадь и прилегающие улицы забаррикадированы и минированы. Танки вылезли из обугленных деревьев парка и, переваливаясь, медленно двигались к месту боя. Все это грохотало и извергало огонь. Стреляли окна, чердаки, крыши, стреляли сад, земля, река, Бранденбургские ворота, траншеи, бронированные колпаки. Огонь, огонь, огонь… Перекрестная стрельба трещала, визжала, шипела, бесновалась, рвала воздух, землю, металл, все живое.