Таинственная незнакомка - [17]

Хильда больше не могла сдерживаться:

«Человеческая натура! Судьба! Вы бросаетесь красивыми словами, а миллионы честных тружеников лишены куска хлеба. Может быть, человеческая натура виновата в том, что средства производства принадлежат горстке богачей, в то время как бедняк рассчитывает лишь на свои руки? Может быть, это судьба останавливает станки и выбрасывает рабочих на улицу?»

«Вы еще расскажите нам об излишках и прибыли, — прервал ее редактор отдела культуры и театральный критик доктор Бенедикт Вендланд. — Мы ведь тоже читали «Капитал», дорогая фрейлейн Гёбель. Маркс развивает любопытные теории. Но, во-первых, он жил много лет назад, а во-вторых, отмена частной собственности на средства производства все равно не решит всех проблем человечества».

Но Хильда не сдавалась:

«Никто из вас не станет утверждать, что мы живем в разумно устроенном мире. Но изменение существующих отношений отнюдь не является нашим долгом, пусть даже мы сослужим этим добрую службу большей части человечества, так, по-вашему?»

«Браво, детка, дай этим закоснелым писакам!» — поддержала свою протеже Сибилла Кнайф.

Доктор Вендланд проигнорировал ее замечание:

«Главное для человека — это знать, как наиболее верно выразить в творчестве свою точку зрения, и понимать, каким надо быть, чтобы быть человеком. Это не мои слова, фрейлейн Гёбель, это сказал великий мыслитель из Кенигсберга. Об Иммануиле Канте будут говорить и в то время, когда о докторе Марксе все уже забудут».

«Во времена вашей молодости вы, вероятно, принадлежали к числу людей, желающих сделать мир лучшим, коллега? В определенном возрасте все гонятся за социалистическими утопиями. И наша зависть, юная и одержимая, коллега, имеет право на свои фантазии и заблуждения, — с улыбкой снисходительного превосходства умудренного опытом человека обратился к Хильде Кляйнфельд. — Видите ли, моя маленькая фрейлейн, молодость всегда стремится к переменам, перестройке. Но как только вы создадите свою семью и станете матерью, все ваши помыслы пойдут по одному руслу: обслужить и сохранить семью, очаг».

«Аминь!» — насмешливо произнесла Сибилла Кнайф.

«Вы кичитесь своим образованием, а на самом деле скрываете за ним свою беспомощность! Вы прекрасно понимаете, что происходит кругом. И только лень и привычка к удобной жизни мешает вам выйти из игры — ведь пока еще вам живется совсем неплохо. Но это только пока. Послушаешь вас, так вам и Гитлер хорош. Он-то, по крайней мере, откровенно заявляет, что хочет получить самый большой кусок от мирового пирога».

Тут все начали говорить разом, перебивая и не слушая друг дру^га. Мужчины были так взбудоражены, что даже забыли о вежливости. Всем казалось, что, чем громче они кричат, тем больше правоты в их словах.

В комнату вошел главный редактор, но в пылу спора его никто не заметил, и он спросил Хильду с преувеличенной озабоченностью:

«Вы уже звонили в неотложку, фрейлейн Гёбель? Мне кажется, господа скоро впадут в бешенство, нельзя терять ни минуты!»

Сибилла, зная привычку шефа иронизировать, тоже включилась в игру:

«Я, кажется, могу поставить диагноз, господин доктор Фукс. Мы имеем дело с манией предсказывать судьбу, вызванной хроническим недостатком знаний и опасной неустойчивостью человеческой, то есть, простите, мужской природы».

Спор сразу стих. Хильда знала, что последует дальше: теперь все будут стараться обратить происшедшее в шутку, перещеголять друг друга в остроумии.

«Существует ли предопределение судьбы? — думала она. — Что такое человеческая природа? Ею обычно оправдывают все грехи. Или это просто отговорка? И чем отличается человеческая природа бедняка от природы миллионера? Гитлер может быть от природы злым человеком, по он поддерживает хозяев крупных концернов, они финансируют его, и тут он уже становится опасным. Почему они его финансируют? Не потому ли, что он забивает головы людей своими громовыми речами, и они не могут подумать о создавшемся положении, о таких вещах, как судьба и человеческая природа, о том, что скрывается за этими понятиями. А если человек задумается об этом…»

Соня Кляйн, официантка из кабачка в Целендорфе, обручилась 1 января 1940 года. Летом должна была состояться свадьба. Но она стала вдовой, не побыв еще женой.

— Я не могу праздновать победу, которая принесла мне самое большое несчастье в моей жизни!

Хильда понимающе кивает:

— Вы можете не оправдываться.

Женщины встретились в небольшом ресторанчике возле Александерплац. День клонился к вечеру, обычная ресторанная суета еще не началась, и они могли спокойно поболтать за столиком в углу зала.

— Раньше я никогда не задумывалась о себе, о будущем, вообще о смысле жизни.

Известие о гибели жениха разделило жизнь Сопи на две части: на то, что было до его смерти, и на то, что после.

— Мы знали друг друга много лет, выросли в одном доме. Сначала я совсем не замечала его. Он всегда мечтал стать поваром. Я же считала, что эта профессия не годится для мужчины. А потом стала официанткой, чтобы всегда быть рядом с ним. Мы были…

— Я вспомнила, — перебивает ее Хильда, — я видела вас в «Адлоне».

— Да, мы с Гансом работали там с тридцать седьмого года.