Таинственная незнакомка - [15]

— Следующей целью на нашем победном пути будет Лондон или… — Он делает значительную паузу.

Хильда смотрит на него с интересом, однако не слишком явным. Она знает, что его не надо подгонять.

Хагедорн еще больше понижает голос:

— В ставке Гитлера есть еще и другие мнения. Нельзя забывать о великих делах, которые ждут Германию на Востоке. Остается только решить, что раньше. Дар предвидения подскажет фюреру верное решение.

«Да он и в самом деле верит в то, что говорит, — думает Хильда. — Он поддался влиянию напыщенных речей и фальшивых предсказаний судьбы, как и многие миллионы людей в Германии». Иногда ей становится жаль этих ослепленных людей, но она знает, на что способны верующие немцы.

По пути со станции Целендорф Хильда по привычке отмечает все, что привлекает ее внимание. Она запоминает рестораны, яркие витрины магазинов, перекрестки, подъезды, трамвайные остановки, проходы, телефонные будки и таксопарки. Она всегда так делает. Это хорошая тренировка памяти и умения сосредоточиться. Кроме того, она плоха знакома с этой частью города и ее здесь никто не знает. Может, когда-нибудь это пригодится.

Перед началом дружеского торжества, как назвал эта мероприятие доктор Паульзен, он произносит небольшую речь. Он говорит об окончательном поражении заклятого врага, об освобождении немецких земель Эльзаса и Лотарингии, о полководческом даре фюрера, цитирует Ницше:

— «Время малой политики прошло — следующий век ужа ставит вопросы большой политики, он влечет за собой борьбу за мировое господство». — В заключение он упоминает о старом бульдоге, который напрасно скалит зубы в Лондоне: — Сэр Уинстон Черчилль хочет для английского народа крови, пота и слез, а мы заявляем, что все народы германского происхождения в Европе являются естественными противниками азиатских большевистских орд. Быть может, когда-нибудь до господ английских лордов дойдет, что наш рейхсминистр иностранных дел, много лет проработавший в Лондоне, был прав, когда говорил: место Великобритании на стороне германского рейха. У нас один общий враг!

Разговор за жарким, запиваемым прекрасным мозельским вином, идет в основном о смене правительства в Англии и о том, какие последствия это будет иметь для Германии. Правительство Чемберлена должно уйти в отставку 10 мая 1940 года. Бывший первый лорд британского адмиралтейства Черчилль сформировал новый кабинет. Некоторые высказывают мнение, что Черчилль одинаково ненавидит и Германию, и большевиков. Многие, однако, считают, что англичане и немцы как-никак братья по крови — такая точка зрения широко распространена среди дипломатов.

— Французы — это вырождающаяся нация. Куда перебежал еврейский барон Ротшильд? В Париж. Но теперь наши солдаты позаботились о том, чтобы он убрался прочь со своими торговыми лотками, как и его предки.

Слово берет Иоахим Хагедорн:

— Дамы и господа, наши классики предсказывали торжество немецкого духа. От моего брата, который, как вам известно, несет свою службу в штабе верховного командования, я узнал, что немецкий солдат проводит в жизнь основной принцип нашего короля поэтов: настоящий немец терпеть не может французов, но обожает их вино.

Все присутствующие по очереди произносят тосты. Когда подходит черед Хильды, она говорит:

— Английский король поступает так, как велел английский король поэтов. Он призвал к себе сэра Уинстона Черчилля, следуя указанию Уильяма Шекспира: пусть вокруг меня будут упитанные мужи с лысыми головами, которые крепко спят ночью! Так выпьем за то, чтобы сэру Уинстону не спалось.

Тост Хильды производит должное впечатление.

Хагедорн поднимается и обнимает ее:

— Хорошо сказано, моя львица! Я поднимаю свой бокал за праздник, который мы устроим после взятия Лондона!

Хильда обдумывает следующую цитату из Шекспира, но Хагедорн не дает ей покоя. Он выпил больше, чем следовало, и ей приходится пересесть от него к доктору Паульзену.

— Боитесь, что дело дойдет до стычки с Хагедорном?

— Если позволите, господин советник, я отвечу вам словами Шекспира: предусмотрительность — лучшая сторона смелости.

Среди всеобщего веселья Хильда чувствует на себе чей-то печальный взгляд. Она оборачивается. Лицо молоденькой официантки кажется ей знакомым. Она выходит в коридор вслед за девушкой и спрашивает:

— У вас что-то случилось? Может быть, я могу помочь?

Темные глаза девушки наполняются слезами.

— Нет, ничего, госпожа, извините.

— Но я же вижу, у вас что-то стряслось.

Официантка кусает губы, чтобы не расплакаться:

— Мой жених погиб. Я ненавижу войну.

Хильда обнимает девушку:

— Успокойтесь! Так нельзя говорить!

Во взгляде девушки негодование, но Хильда тихо объясняет ей:

— Вас могут услышать.

Теперь темные глаза выражают понимание и благодарность.

— Все веселятся и ликуют. Разве у нас есть основания для этого?

Хильда чувствует к девушке симпатию, но продолжать разговор здесь опасно.

— Когда у вас выходной? Можно, я приглашу вас на чашку кофе?

Чем чаще встречаются их взгляды за время вечера, тем крепче между обеими молчаливое взаимопонимание.

«Имеют ли эти тщеславные, опьяненные победой люди понятие о том, что происходит в сердцах их сограждан? — думает Хильда. — Что они знают о страданиях других? Что они знают о силе солидарности?»