Тагу - [7]

Во время пребывания Мурзакана в плену Дурубиа не смог уследить за поместьем и крепостными брата. Не простил ему этого Мурзакан, и шрам от его кинжала до сих пор приметен на лице Дурубиа.

Братья стояли лицом к лицу, вот-вот готовые к поединку. Никто не собирался сдерживать их: пусть бы убили друг друга…

— Беда, не могу я поднять руку на раненого, — сказал Дурубиа. — Во второй раз спасаешься от меня, брат! — При общем молчании он стал спускаться с лестницы.

— Не время теперь ссориться, господин Мурзакан! — заговорил Ататиа Джаяни. — Зурхая ловить надо.

— Я сказал уже, что все могут отправляться домой. Мурзакан повернулся к дворецкому:

— Ты слышишь, Кимотиа, распорядись!

С этими словами он повернулся и покинул балкон.

Солнце давно зашло, над лесом стояла полная луна. Шум обвязанных куском бурки копыт Арабии глухо отдавался в притихшем ночном лесу. Конь хрипел, стонал от усталости. Вот-вот упадет…

Наконец Джвебе остановил коня, соскочил на землю, снял Эку.

Скакун дрожал, бока его раздувались и опадали. Он покорно и виновато смотрел на хозяина, словно стыдясь, что выбился из сил, что не может больше ступить ни шагу… Вдруг, не сводя глаз с хозяина, он зашатался и рухнул на землю…

Утратив надежду на коня, Джвебе и Эка, взявшись за руки, побежали вперед.

Как свои пять пальцев знал Джвебе этот лес, все тропы, проложенные здесь дикими зверями, пастухами, скотом. Здесь из года в год пас он стада, здесь осенью и зимой проводил он полные опасности пастушеские дни и ночи. Здесь прятал он бежавших от господ крепостных.

Но и господа и господские слуги хорошо знали эти места. Они охотились здесь на кабанов, ланей, медведей, оленей и других зверей. Вот почему Джвебе хотелось поскорее покинуть эти места и забраться в такую чащу, куда еще не ступала нога человека. Он спешил с Экой в Корати, чтобы выйти оттуда в Кулеви, затем в Поти, переплыть Палиастоми и укрыться в Гурии.

Однако и гурийское княжество не было надежным убежищем для беглого крепостного, но Джвебе знал там много пастухов-гурийцев и рассчитывал найти у них приют. Только бы поспеть в Корати… ночью туда не то что ищейки Мурзакана, но и сам дьявол не доберется. Только бы добраться до Корати… Он вспоминал собак Мурзакана, и по телу его проходила дрожь. «У собак Мурзакана ноги быстры, как ветер, у коней Мурзакана ноги быстры, как ветер…»

Преследователи были далеко, но у страха глаза велики. Джвебе не думал о себе, ему был неведом страх, он боялся за Эку. Вдруг где-то вдали послышалось цоканье копыт и собачий лай. Ухо пастуха не ошибается, «Слышишь, Эка?» — хотелось ему спросить, но он промолчал, затаился. И хорошо сделал: ухо пастуха ошиблось. Вот уже не было слышно ни цоканья, ни лая. Да, у страха глаза велики…

Лес притаился. Время от времени в глухой топот шагов неожиданно врезались стрекотанье кузнечиков и кваканье лягушек. Под ногами то трещал валежник, то шуршали листья. «У собак Мурзакана ноги быстры, как ветер. У коней Мурзакана ноги быстры, как ветер…»

Князья науськивали своих собак на людей и преследовали беглецов с помощью ищеек и гончих. Мурзакан Анчибиа был великим знатоком и любителем собак. Скольких крепостных обменял он на собак самых разных пород, сколько коней, сколько золота отдал, и скольких беглых крепостных разорвали эти собаки…

Кимотиа Китиа, бывшего крепостного князя Апакиа, бежавшего из Салхино, он сделал своим управляющим, потому что тот был опытным дрессировщиком собак и объездчиком коней. Этот человек, гибкий, как полоса кожи, был и сам предан Мурзакану, как собака.

«Только бы до захода луны не настигли нас преследователи. Но разве темнота помешает собакам!.. Ни болото, ни колючки, ни кусты не остановят их…»

Мурзакан не ловил, не возвращал назад беглых крепостных. Его псы, с рычаньем и лаем вырвавшиеся вперед, тут же на месте рвали жертву на части. «Это и нам на роду написано. Каким злобным, волчьим глазом глядел на меня Мурзакан сегодня утром! Зачем погубил я Эку…»

А Эка бежала рядом с ним, продиралась сквозь заросли, то и дело спотыкаясь о могучие корни деревьев, падая, набивая синяки на локтях и коленях, царапая себе лицо и руки, но она не жаловалась и не просила отдыха. Временами на бегу она касалась его своим плечом, лицом, он дышал ее дыханием, видел ее горящие глаза, такие близкие, любимые, и к нему снова возвращались силы, возрождалась надежда.

Но и Эку грызли черные мысли: «Зачем погубила я Джвебе? Зачем не послушалась матери и не пошла в Кариати?.. Оттуда дедушка переправил бы меня в Лечхуми… Что наделала я, проклятая! Погубила Джвебе…»

Ей казалось: вот-вот упаду и уже не встану, но лишь только касалось ее плечо Джвебе, лишь только слышала она его дыхание, как, словно чудом, удерживала равновесие и все бежала, бежала…

Луна как назло продолжала светить. Ее яркий, неестественный белый свет озарял лес, он проникал в такие заросли, куда не достигал даже солнечный луч. Ослепительно сверкала в этом свете палая листва, темно-зеленый мох переливался, как бархат…

— Не хватало еще, чтобы для поимки одной крысы мне нужна была помощь этих бесштанных, — презрительно сказал Мурзакан, как только князья убрались со двора. — Ты готов? — спросил он Кимотиа Китиа и добавил: — Пять собак и десять псарей. Оседлай черного Ваку!