Таганка: Личное дело одного театра - [145]

Шрифт
Интервал

Меня сегодняшнее обсуждение как-то задело, и с не очень хорошей стороны. Мне не хотелось как писателю противопоставлять себя специалистам сельского хозяйства. Потому что мы все обязаны тем людям, которые работают на полях и самое главное, может, в жизни делают. Вот об этом моя последняя работа[846]. Она о том, что испокон веков не было более святого труда, чем труд в сельском хозяйстве. И получается, что и режиссер, и автор не хотят этого понять, даже не хотят упоминать и этот труд, и этого человека, своего кормильца. ‹…›.

Но это не так. Это не так уже по одному тому, что эта вещь напечатана, ее прочитало людей несравненно больше, чем ее увидят здесь, в этом театре ‹…›.

Мне кажется, что нам нужно искать больше контактов и больше взаимопонимания, чтобы не уйти с этого обсуждения — людям, советским людям — говорящими как будто на разных языках. Это не годится. Тем более что я вижу здесь много Героев Социалистического Труда[847]. Мы относимся к ним с огромным уважением, и, следовательно, дело здесь в каком-то недопонимании. Я попытаюсь сказать, в чем оно заключается, на мой взгляд.

Дело в том, что в прекрасном выступлении Юрий Черниченко задал не совсем правильный тон, в том смысле, что сразу пошел на фотографии. Вот 1-я фотография, 2-я фотография, 3-я фотография. Но искусство никогда не было фотографией. Этот формальный признак, он толкнул нас на эти сравнения. ‹…› …если мы будем сравнивать с фотографией, тогда просто скажем — сатира нам не нужна. ‹…› Был Салтыков-Щедрин. Так что, его не должно быть? Я больше скажу: не должно быть Пушкина, потому что такой жизни, красивой и гармоничной, в конце концов, тоже не было. Ведь есть еще какая-то фантазия авторская. И она тоже нечто реальное. Мы ведь воспитываемся на характерах людей, которые живут в литературе. И если мы не будем заострять человеческие черты, тогда что же у нас получится? Тогда мы все будем одинаковыми. И нам нечего будет изображать в искусстве.

Возьмите любой характер в классической или советской литературе. Где вы его встретите без каких-либо заострений? Если мы перейдем на такой путь, то надо отрицать роль искусства. ‹…› (Аплодисменты.) Это деловое обсуждение, могут быть разные точки зрения, они могут сталкиваться.

Дальше. Этот спектакль — очень примечательное явление искусства. В чем я это вижу? Прежде всего, потому, что …Театр на Таганке … научился миновать, по существу, драматургию. Он берет прозу и переносит ее на сцену. Это новое явление и в литературе, и в драматургии. ‹…›

Второй пункт… ‹…› Все мы знаем, что у Театра на Таганке репутация слишком модернового театра. Вот он там переделывает что-то по-своему. Сегодня мы видим … разговоры о хлебе, о пахоте, о бревнах, о сплаве, и все это самое реальное, что раньше называли прозой жизни. ‹…› …все это передано в необычайной условной форме и нечто самое консервативное сочетается с самым современным, в смысле самой постановки. И я думаю, что, если мы станем зачеркивать и этот опыт, это никому не принесет пользу. Потому что и у театра, и у прозы тоже есть своя судьба, такая же судьба, как и у сельского хозяйства, хотя ему отдается предпочтение.

Конечно, это основа основ, я повторяю еще раз, мы об этой второй судьбе тоже должны заботиться. И если мы будем пренебрегать теми истинами, которые нам дает театральное искусство или литература, мы ведь тоже далеко не уйдем. ‹…› Нужно относиться бережно к тем достижениям искусства, которые создают люди, трудящиеся на этой ниве. В дальнейшем я бы призвал всех к большему взаимопониманию. (Аплодисменты.)

Председатель. Юрий Петрович, у меня писатели больше слова не просят!

Бакланов[848]. Собрание надо правильно вести, тогда не будет недоразумений. Когда вначале было сказано, что присутствующие выслушают только специалистов отрасли, возник удивительный, странный и ненужный антагонизм.

Мы заняты одним делом. Возьмите простую вещь. Здесь выступал довольно молодой человек, работник сельскохозяйственной газеты и говорил: «Было, было, но не было…» В вашем «но не было» … повелительное наклонение. Было. Но искусству запретили писать, что было — вот что в вашем «но не было».

В 68-м году был напечатан в «Известиях» мой очерк о старике, у которого 5 детей погибло на фронте, а шестой погиб, разминируя орловские поля после Орловско-Курской битвы. И у него на глазах всего села отрезали половину усадебного участка, ему было лет 70 почти, без двух. И оставили зарастать бурьяном. И я спрашивал председателя колхоза, агронома, мать троих детей, которая отрезала, я спрашивал: «Вы знаете, что в Италии есть Олита Черви, отец стольких-то детей, национальный герой только потому, что они погибли. Как вы могли заставлять национального героя полтора года ходить по учреждениям?» Я спрашивал колхозников: «Почему же вы не заступились?» Знаете, что ответили? «Его дочь работает уборщицей в сельсовете, и она не пропалывает свеклу, а на нас по лишней сотке наложили».

Вы знаете это, вы лучше меня это знаете. Почему же это должен говорить я, а не вы? Мы очень уважаем сотрудников сельского хозяйства, тем более увенчанных высокими наградами. Я думаю, что вы здесь были поставлены в неправильное положение. Вот почему. Поймите. Не только хлеб нужен народу, но еще и духовный хлеб, и люди, которые этим заняты, жизнь кладут. Можаев из деревни и всю жизнь провел в деревне, то есть писал человек знающий.


Рекомендуем почитать
Польский театр Катастрофы

Трагедия Холокоста была крайне болезненной темой для Польши после Второй мировой войны. Несмотря на известные факты помощи поляков евреям, большинство польского населения, по мнению автора этой книги, занимало позицию «сторонних наблюдателей» Катастрофы. Такой постыдный опыт было трудно осознать современникам войны и их потомкам, которые охотнее мыслили себя в категориях жертв и героев. Усугубляли проблему и цензурные ограничения, введенные властями коммунистической Польши. Книга Гжегожа Низёлека посвящена истории напряженных отношений, которые связывали тему Катастрофы и польский театр.


Размышления о скудости нашего репертуара

«Нас, русских, довольно часто и в некоторых отношениях правильно сравнивают с итальянцами. Один умный немец, историк культуры прошлого столетия, говорит об Италии начала XIX века: „Небольшое число вполне развитых писателей чувствовало унижение своей нации и не могло ничем противодействовать ему, потому что массы стояли слишком низко в нравственном отношении, чтобы поддерживать их“…».


Монти Пайтон: Летающий цирк (Monty Python’s Flying Circus). Жгут!

Цитаты, мысли, принципы, максимы, диалоги и афоризмы героев и героинь сериала «Летающий цирк Монти Пайтона» («Monty Python’s Flying Circus»):Когда-нибудь ты поймешь, что есть вещи поважнее, чем культура: копоть, грязь и честный трудовой пот!Мистер Олбридж, Вы размышляете над вопросом или Вы мертвы?Американское пиво – это как заниматься любовью в лодке: слишком близко к воде.В сущности, убийца – это самоубийца экстраверт.А теперь я обращаюсь к тем, кто не выключает радио на ночь: не выключайте радио на ночь.И многое другое!


Играем реальную жизнь в Плейбек-театре

В книге описана форма импровизации, которая основана на истори­ях об обычных и не совсем обычных событиях жизни, рассказанных во время перформанса снах, воспоминаниях, фантазиях, трагедиях, фарсах - мимолетных снимках жизни реальных людей. Эта книга написана для тех, кто участвует в работе Плейбек-театра, а также для тех, кто хотел бы больше узнать о нем, о его истории, методах и возможностях.


Актерские тетради Иннокентия Смоктуновского

Анализ рабочих тетрадей И.М.Смоктуновского дал автору книги уникальный шанс заглянуть в творческую лабораторию артиста, увидеть никому не показываемую работу "разминки" драматургического текста, понять круг ассоциаций, внутренние ходы, задачи и цели в той или иной сцене, посмотреть, как рождаются находки, как шаг за шагом создаются образы — Мышкина и царя Федора, Иванова и Головлева.Книга адресована как специалистам, так и всем интересующимся проблемами творчества и наследием великого актера.


Закулисная хроника. 1856-1894

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.