Таганка: Личное дело одного театра - [103]
«У Лозинского сказано: „Век расшатался…, — и скверней всего, что я рожден восстановить его!“ ‹…›. Сейчас этой строки нет в монологе Гамлета, и от этого монолог становится менее масштабным, менее емким. Вы правильно сделали, когда взяли фразу „Распалась связь времен“. Это стало уже хрестоматийным; это очень значительно. Вы правильно сделали, что не взяли: „Век расшатался“, но вторую часть реплики нужно было сохранить»[640].
И так далее.
В рабочих тетрадях Григория Козинцева сохранилась пародия. Интересно сравнить ее с реальной рецензией на спектакль Любимова:
«Типовая рецензия: „Место Шекспира в истории культуры“.
1. Шекспир был величайшим из гениев человечества.
2. Время, в которое он жил: Возрождение — время величайшего прогрессивного переворота. Оковы средневековья были сломаны, но уже были и новые кандалы — буржуазное общество.
3. Шекспир был величайший реалист. Стиль Шекспира.
4. Текст пьес: каждое слово Шекспира свято.
5. Как надо ставить Шекспира: с величайшим уважением к каждому слову, им написанному.
6. Что должно отличать игру в шекспировских пьесах: масштаб. Это величайшие, монументальные образы.
7. Полагающаяся эрудиция: „Век вывихнут“ (желательно по-английски). Как будто именно эта цитата наиболее известна!
Находящиеся в комплекте цитаты: „Это была эпоха, которая нуждалась в титанах“ (Энгельс), „Гамлет — от рождения сильный человек“ (Белинский).
И, как говорит Полоний, — „В путь, уж ветер выгнул плечи парусов“. ‹…› Система дискуссий наших театральных режиссеров предусматривает защиту щитом, на котором выгравированы обязательные истины: „Главное — содержание“, „Бей формализм, декадентство“, но натурализм тоже бей… ‹…›
Эклектики без личности, индивидуальности походя плюют в сторону Мейерхольда, чтобы их не заподозрили в неблагонадежности. Вцепившись друг другу в горло, оборачиваются и орут, чтобы начальство услышало: „Он недооценивает Станиславского. Я — дооцениваю. Меня надо награждать!“»[641].
Между тем в конце выступления чиновник заявлял:
«Но опять-таки повторяю: я не даю рекомендаций, я просто хочу, чтобы в этом плане подумали».
Понятно, что представители министерств были совершенно согласны с замечаниями Мирингофа. Покаржевский даже начал свое выступление такими словами:
«Я скажу несколько слов, хотя М. М. Мирингоф высказал точку зрения главка и, по сути дела, он высказал и мою точку зрения. Эту точку зрения поддержали товарищи — из одного министерства и из другого»[642].
Конечно, эта единая точка зрения предлагалась театру как безальтернативная, однако говорили об этом так, как будто бы у театра есть какой-то выбор. Так, М. А. Светлакова всего лишь мягко рекомендовала последовать предложениям комиссии:
«…хотелось бы, чтобы вы прислушались к мнению в отношении… отдельных мест спектакля, над которыми надо подумать», — сказала она.
И все-таки участники обсуждения чувствовали, что дружеский тон — это только игра. Представители другой стороны — Любимов и приглашенный театром Аникст — даже сформулировали ее правила:
«А. А. Аникст. У меня такое впечатление, что нашим театрам нужно предъявлять много разных требований идейного и художественного порядка, но делать это нужно так, как учит нас сейчас партия: очень дружески, помогая, ничего не навязывая, но высказывая твердо свое убеждение по имеющимся вопросам».
«Ю. П. Любимов. …я очень согласен с преамбулой Александра Абрамовича [Аникста], что разговор идет спокойный, достойный и, по-моему, этот стиль надо всячески приветствовать, стиль, который в стране упрочивается и который прозвучал в отчетном докладе Генерального секретаря…»
Аникст поспешил нарушить радужную картину единства точек зрения. Он постарался показать, что толкование спектакля, а тем более самой трагедии, в принципе не может быть однозначным:
«Я беседовал об этом спектакле с очень многими товарищами, друзьями театра… — начал Аникст. — И надо сказать, что … никто из них не сошелся в мнениях. Во-первых, все по-разному… прочитали этот спектакль. Есть… люди, решительно приемлющие его целиком; и есть… зрители, любящие этот театр и считающие, что этот спектакль получился ниже возможностей театра; и между этими двумя полюсами есть разные точки зрения.
И сегодня, если вдуматься в то, что говорили выступавшие товарищи, есть разные точки зрения: они воздерживались от окончательных оценок, но если отобрать высказывания, которые были сделаны, …можно сказать, что одному этот спектакль больше по душе, другому меньше по душе, и это естественно. ‹…› Дело в том, что среди критиков нет согласия в отношении этой пьесы.
Недавно один очень известный американский критик написал работу, которая называется „„Гамлет“ и проблема критики“. Все еще говорят о „Гамлете“ как о проблеме. Как же быть? Может ли существовать единая точка зрения на эту пьесу или должны быть разные точки зрения?»
Интересно, что профессионал-шекспировед Аникст, в отличие от другого профессионала, выступавшего от имени министерства, М. М. Мирингофа, признавал за режиссером право на собственное видение. При этом он мягко намекал властям, что мнение мнению рознь и что опасно может быть то мнение, которое в итоге становится определяющим:
Трагедия Холокоста была крайне болезненной темой для Польши после Второй мировой войны. Несмотря на известные факты помощи поляков евреям, большинство польского населения, по мнению автора этой книги, занимало позицию «сторонних наблюдателей» Катастрофы. Такой постыдный опыт было трудно осознать современникам войны и их потомкам, которые охотнее мыслили себя в категориях жертв и героев. Усугубляли проблему и цензурные ограничения, введенные властями коммунистической Польши. Книга Гжегожа Низёлека посвящена истории напряженных отношений, которые связывали тему Катастрофы и польский театр.
«Нас, русских, довольно часто и в некоторых отношениях правильно сравнивают с итальянцами. Один умный немец, историк культуры прошлого столетия, говорит об Италии начала XIX века: „Небольшое число вполне развитых писателей чувствовало унижение своей нации и не могло ничем противодействовать ему, потому что массы стояли слишком низко в нравственном отношении, чтобы поддерживать их“…».
Цитаты, мысли, принципы, максимы, диалоги и афоризмы героев и героинь сериала «Летающий цирк Монти Пайтона» («Monty Python’s Flying Circus»):Когда-нибудь ты поймешь, что есть вещи поважнее, чем культура: копоть, грязь и честный трудовой пот!Мистер Олбридж, Вы размышляете над вопросом или Вы мертвы?Американское пиво – это как заниматься любовью в лодке: слишком близко к воде.В сущности, убийца – это самоубийца экстраверт.А теперь я обращаюсь к тем, кто не выключает радио на ночь: не выключайте радио на ночь.И многое другое!
В книге описана форма импровизации, которая основана на историях об обычных и не совсем обычных событиях жизни, рассказанных во время перформанса снах, воспоминаниях, фантазиях, трагедиях, фарсах - мимолетных снимках жизни реальных людей. Эта книга написана для тех, кто участвует в работе Плейбек-театра, а также для тех, кто хотел бы больше узнать о нем, о его истории, методах и возможностях.
Анализ рабочих тетрадей И.М.Смоктуновского дал автору книги уникальный шанс заглянуть в творческую лабораторию артиста, увидеть никому не показываемую работу "разминки" драматургического текста, понять круг ассоциаций, внутренние ходы, задачи и цели в той или иной сцене, посмотреть, как рождаются находки, как шаг за шагом создаются образы — Мышкина и царя Федора, Иванова и Головлева.Книга адресована как специалистам, так и всем интересующимся проблемами творчества и наследием великого актера.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.