Таганка: Личное дело одного театра - [102]

Иллюзия демократичности

Читая стенограммы обсуждения спектаклей, быстро привыкаешь к тому, что тон разговора, очередность выступлений и их подача — все привычное, устоявшееся. Например, как правило, выступающие довольно тщательно анализируют игру актеров, говорят не только о минусах, но и о плюсах той или иной постановки. Так что некоторые выступления читателю могут показаться едва ли не комплиментарными. Однако обманываться не стоит. За внешней благожелательностью — скрытая уверенность в том, что последнее слово все равно будет не за театром, что без «дружески» «предлагаемых» изменений, которые «внести совершенно необходимо», спектакль к зрителям все равно не выпустят. Да и выпустят ли в конце концов, тоже неизвестно. Поэтому о реальных сроках обычно не заикаются. Театр обязывают учесть различные замечания, а затем вновь и вновь устраивают закрытые сдачи, на которых проверяют степень выполнения поставленных задач.

При этом принимающие спектакль часто пытаются создать иллюзию демократичной, либеральной атмосферы.

«Но я не берусь давать рекомендации, я имею дело с большим художником», — говорил на «приемке» «Гамлета» М. М. Мирингоф[639]. Он был основным докладчиком на этом обсуждении, именно его развернутым и приготовленным заранее докладом открывалось заседание. Свое выступление Мирингоф строил так: он давал характеристику пьесе, рассказывал, как ее нужно ставить, хвалил только что увиденный спектакль, а затем предъявлял режиссеру целый ряд претензий.

Попробуем восстановить все этапы его выступления:

Вначале М. М. Мирингоф цитировал Энгельса и охарактеризовал «Гамлета» почти как социальную, классовую трагедию:

«…„Гамлет“ является одним из величайших и сложнейших произведений мирового театра. На протяжении многих веков он является спутником духовной жизни человечества, его духовного возмужания.

И в творчестве Шекспира, и особенно в этом великом произведении мы видим движение гуманизма от иллюзий, высвобождение к суровой жизненной правде. Это произведение появилось в то время (я имею в виду эпоху Ренессанса), когда великий Шекспир увидел и вторую сторону этой действительности, ее темный лик, когда перед ним открылось бескрайнее море бедствий, и он указал человечеству на страшную угрозу хищного индивидуализма и вандализма… Это произведение, в котором вы чувствуете — и в этом его современное звучание — защиту человечества…

Трагедия Гамлета — это трагедия осознания несовместимости идеалов героя с конкретными, реальными условиями всякого общества, вернее — всякого классового общества, и в этом величие этого произведения, и в этом его бессмертие.

Говоря словами Энгельса, герои трагедии находились в гуще интересов своего времени, принимали живое участие в практической борьбе, становились на сторону той или иной партии и боролись… Отсюда — та полнота и сила характеров, которые делают их цельными.

В центре этого великого произведения, как и всего творчества Шекспира, стоит человек, проблема достоинства человека…»

Затем следовала похвала театру, которая плавно переходила в замечания:

«Я считаю, что спектакль является в целом интересным. Мы имеем здесь дело с очень интересной, самобытной трактовкой Гамлета, где раскрыто трагическое начало этой фигуры.

Но здесь есть какие-то частности в этом спектакле, которые не согласовываются со всем строем пьесы: с идейным, психологическим, философским и т. д.».

А вот и сами замечания:

«Нам думается, что в спектакле утрачена фигура Горацио. ‹…› Он очень невыразителен, а между тем это именно ему, Горацио, Гамлет завещает поведать миру о судьбе Гамлета, открыть человечеству глаза на правду, финал надо искать на Горацио… Ибо это соответствовало бы гуманистической сущности этого произведения, которая заключается в том, что гибнет герой, но не гибнут его идеалы…»;

«Думаю, что… фразы, …говорящие о гениальности Гамлета… не могут и не должны повторять Клавдий и Полоний. Для них не может возникнуть вопрос — быть или не быть? — так же как чуждо им сказать: „Распалась связь времен“, ибо это их положение, которое сложилось, вполне устраивает. Это норма их социального устройства. Поэтому ‹…› мы будем просить Юрия Петровича подумать, в какой степени правомерно…, чтобы Клавдий и Полоний повторяли… эти фразы…»;

«Поворотный пункт в трагедии… — это, как известно, „Мышеловка“… …у Шекспира… показана сила воздействия искусства, …дрогнет совесть короля или не дрогнет……к сожалению, Юрий Петрович, мы не видим потрясения короля…, больше того… — он даже плохо виден…»;

«…хочу сказать, что перебрасывание черепами Гамлетом с Розенкранцем и Гильденстерном не очень хорошо согласуется со всей темой спектакля. Вы все время говорите о теме смерти, о ее значении для человека и т. п., поэтому так легко перебрасываться черепами не стоит»;

«…очень важно более глубокое прочтение философского монолога Гамлета после встречи войск Фортинбраса, …когда на вопрос „быть или не быть“ Гамлет дает твердый и решительный ответ: „Быть! Восстать, вооружиться, победить!“ ‹…› „О мысль моя! Отныне будь в крови, живи грозой иль вовсе не живи!..“ Отказаться от этого монолога было бы грешно, и вы бы обокрали свой собственный замысел. Я бы вас очень просил, Юрий Петрович, подумать: этот монолог нужно сохранить обязательно. ‹…› …ибо здесь он переосмысливает не только положение Дании, Клавдия, а приходит к большим социальным обобщениям мира, завоевательных войн, бессмысленности войн»;