Тааль - [28]

— А…и…о… Кто, как?..

— Что за народ? Простых вещей не понимают. Чему вас только учат. Ладно, рассказывай, почему от группы отбился и, вообще, что тут делаешь. Небось, наставник послал слетать за чем-нибудь? Так и говори, не тяни.

Что нужно говорить и о чем его спрашивают, Шестеренка не имел ни малейшего представления, но посчитал, что кивок головой не повредит.

— Ну, что же сразу-то не сказал, — по-дружески похлопав мальчика по плечу, сказал чудо-дед, так внезапно ворвавшийся в Витину жизнь. — Небось, опять Тааль-Рам прислал, как всегда на Совет без отчета явился. Грех хорошему человеку не помочь. Иди, выбирай, — он жестом показал в сторону холмика.

Мальчик недоуменно таращил глаза на то место, куда указывал новый знакомый.

Что же там можно выбрать, — напряженно размышлял Шестеренка. — Может, вон тот одуванчик, или вон то веникоподобное цветение? Нет-нет, скорее всего вон тот синенький цветочек, возможно, он тут у них за цветик-семицветик канает. Хотя, пожалуй, нет, не тянет он на семицветик, больше похож… Надо что-то выбирать… — мысли Шестеренки метались из стороны в сторону, сбивая и мешая друг другу. Ни одна из них не могла пролезть на место главной и, тем самым, привести своего шефа к какому-то решению, ну хоть к какому-то.

— Да-а, — прошептал избиратель, — трудно выбирать то, чего не знаешь. Будем голосовать, как на родине. Самым многообещающим выглядит вон тот жирненький лопух. Его-то и возьмем.

Наконец-то приняв решение, видно мысль о лопухе растолкала локтями подружек и уселась в кресло главной, Шестеренка направился к холмику.

— Ты, лопух, куда пошел? — старичок весело посмеивался. — Что, Тааль-Рам кого поопытнее послать не мог? Даже не знаешь, зачем пришел. Ну народ, ну народ, — ворчал неизвестный субъект. — Как таалётом-то управлять будешь? По твоим мыслям видно, что полетишь впервые.

— Я не полечу, — пошевелил губами Шестеренка.

Но старичок, похоже, уже не интересовался мыслями мальчика. Он направился в сторону указанного холма. Не зная, как поступить, Витя последовал за ним. «Раз он мысли читает, так может и ещё чем-нибудь владеет. Надо бы с ним поосторожнее».

— Вот они, мои ласточки, — старичок остановился, указывая перед собой.

Шестеренка не поверил своим глазам: «Это уже ни в какие ворота не лезет!» Перед ним раскинулась широкая ровная площадка, которая была заставлена облаками. Да, да, представьте себе, облаками, обычными, белыми, волнистыми облаками. Они стояли ровными рядами, строго одино за другим, почти касаясь земли. Их было так много, что сразу и не сосчитать. Сверху над ними нависало что-то напоминающее купол, светящийся по периметру. Зрелище захватывало дух.

— Чего смотришь? Таалётов не видел?

Шестеренка, пораскинув мозгами, понял, что с самого начала этот дед принимает его за кого-то другого, своего, и вроде бы настроен дружелюбно. А что, если он поймет, что Шестеренка не тот, за кого его принимают, вдруг его позиция переменится не в лучшую сторону. Уж лучше ему подыгрывать.

— Давай выбирай. Шесть правых неисправны, восемь в третьем ряду забронированы, два последних ряда сегодня дополнительно на техосмотр, четвертый в пятом ряду на списание. Ну а из оставшихся экземпляров выбирай любой.

Шестеренка ткнул пальцем в ближайшее облако.

— Не-е-ет, — протянул специалист своего дела, — этот тихоход, пока-а-а долетишь на нем. Да и всю прелесть полета не почувствуешь. Бери во-о-он тот, — он указал на одно облако последнего ряда.

— Вы же сказали, что два последних ряда сегодня на техосмотре. А вдруг он неисправен? — Шестеренка уже начинал входить во вкус.

— Что ты, что ты, это же формальность. Я их почти каждый день осматриваю, знаю, как свои пять пальцев. Бери, не пожалеешь. Знаешь, какой скоростной, у-у-ух! — старичок подпрыгнул. — Мне бы твои годы, уж я бы полетал по тааляночкам, у-у-ух, полетал бы, — глаза старичка заблестели от переполнявших его эмоций, а может, он просто вспомнил молодость. — Давай, давай, садись поскорее, уже техчас во всю идет, а я все тут с тобой нянькаюсь, — он подтолкнул мальчика в спину.

«Куда садиться, как? Ведь это облако, обыкновенное, как в нашем небе. Ведь это просто дым, пар, короче то, на чем уж сидеть-то точно нельзя, провалишься и точка».

— Садись, садись, — подталкивал старичок Шестеренку.

«Делать нечего». Мальчик несмело занес ногу над облаком, и, о чудо, нога не провалилась, а встала на белый концентрат, как на твердую и ровную поверхность. Внутри таалёта было что-то наподобие сидения, но такое же белое, а там, где должна находиться панель управления, мигали три огонька.

Осторожно Шестеренка начал опускаться на призрачное сидение, ожидая, как он может «мягко» приземлиться, но чудо повторилось, и мальчик твердо уселся на место рулевого. Если закрыть глаза и представить, что ты дома, можно перепутать с диваном, ни влажности, ни холода вокруг не ощущалось.

— Управлять, как обычно: питание, вправо, влево, назад, стоп. Да ты и сам все изучал, что я тебе тут рассказываю. Давай только шустренько, через два часа, чтобы был здесь, а то я за тебя выговор получу. Ладушки? — старичок протянул мальчику ладонь.