Многие рассмеялись. А бородатый рабочий встал и, глядя то на Ивана, то на Панютина, требовательно спросил:
— Вы нам прямо скажите: есть бог или нету? По его, — ткнул он пальцем в Ивана, — выходит, вроде как нет, а по его, — указал он на Панютина, — обратно, вроде дух какой-то имеется.
— Нет никакого бога! — торопливо выкрикнул Иван.
— Это доказать надо! — Лицо Панютина перекосила злоба, а глаза остервенело сверлили Ивана. — Надо доказать! А вы можете это сделать? Есть у вас научные доказательства? Нет у вас ничего, потому что вы невежественны и ничего не знаете.
— Знаем! — прервал Панютина звонкий голос Ефима.
Он примостился на окне позади Ивана. Во время лекции Иван раза два оглянулся на него и видел — доволен. Но когда разгорелся спор с Панютиным, Ивану стыдно было обернуться и встретиться с укоряющими глазами Ефима. Стыдно, что не в силах он срезать Панютина знанием, пришибить его метким словом…
Ефим выдвинулся вперед, встал рядом, плечом к плечу с Иваном.
— Знаем! — повторил он. — Хорошо знаем вас, гражданин Панютин. Рабочим эти ваши духи ни к чему. Они только вам нужны, чтобы людям мозги затуманивать.
Одобрительно зашумели рабочие. Видно, уважали комсомольца Ефима Пестова и верили ему.
А Панютин только рукой махнул, сел и в сторону отвернулся.
«Хорошо Ефиму — он партийную школу кончил, — с завистью подумал Иван, — а я ж ничего не кончал… И сам виноват!»
Снег скрипел и взвизгивал под ногами. Где-то вдали обозленно выл с голоду одинокий волк.
Иван шел и проклинал себя за то, что не мог найти нужные слова, чтобы отстоять правду, за то, что ничего не знал, ничего дельного к шестнадцати годам не прочитал.
«Другое теперь время», — не раз говорили ему. И сейчас Иван понял: не «бульдожкой» махать нужно, а знать, очень много знать, чтобы сражаться с такими панютиными, а их немало, и нельзя отдать им революцию…
Вдруг впереди, ближе огоньков села, сверкнули другие — зеленые двигающиеся.
Волки!
На момент Иван приостановился. По спине пробежал холодок. Но, выхватив из кармана револьвер, Иван очертя голову зашагал еще быстрее вперед. И когда опять блеснули на пути зеленые волчьи зрачки, Иван выпустил по ним все пять зарядов.
Гулко грохнули выстрелы, всполошили тишину глухой ночи, охнули и замерли вдали.
На смену угнетенности пришло чувство какого-то безотчетного подъема. Иван шагал, не думая о волках, сжимая в руке разряженный, не нужный теперь никому «бульдог», и повторял себе:
«Знать надо про Дарвина, дурак! Читать Маркса надо! Учиться надо!»
