Та, далекая весна - [64]
— Перво-наперво, по-моему, надо постановить, чтобы сами комсомольцы не праздновали покрова и чтоб в домах у них праздника не было, — сразу предложил Федот.
Как всегда, он подошел к делу практически, без лишних слов.
— Тебе хорошо, — обиженно проговорил Петяй Лупандин, — ты сам набольший в доме, а что мне, к примеру, делать? Скажи я слово против праздника — отец сразу за вожжи…
— Надо настойчиво агитировать, — только и мог посоветовать Иван. А что другое тут скажешь?
— Попробуй сагитируй его, — мрачно пробубнил Петяй. — У него небось вожжи.
— В нашем доме не будет праздника, — заявил Колька. — Хотя тятя с мамкой любят праздновать, но мы с Павлухой поставим на своем.
— У нас тоже праздника не будет, — пообещал Гришан. — Тетку Марью я уговорю. Раз комсомол решил, она против не пойдет. А вот что с монашками делать? Опять зачастили по избам. Нашу, конечно, обходят — помнят про помело, а кругом так и шастают.
— Есть предложение! — сразу выскочил Колька. — Поймать одну чернохвостую, на веревке по всему селу провести, довести до околицы и грязным помелом гнать аж до самого монастыря. Да наказать ей, что всех будем так гонять. Больше не сунутся. Глаза мои лопни, не сунутся!
— Нет, так нельзя, — остановил его Иван. — Верующие обидятся. Еще хуже будет. — И, вспомнив крутой разговор Сергунова с Евлампием, предложил: — Надо игуменью предупредить, чтобы она своих чернохвостых не выпускала из монастыря.
— Попробуй! Она с тобой и говорить не будет.
— Не будет говорить — письмо ей напишем, строго предупредим, чтобы вредную агитацию не вели.
— Это стоит сделать, — поддержал Федя, и остальные с ним согласились.
— А в селе что будем делать?
— Вот в городе, слыхал я, в праздники — на рождество там или на пасху — комсомольцы свои шествия около церквей устраивают. С песнями ходят, с факелами. Может, и нам? — опять поспешил предложить Колька.
— Антирелигиозное шествие, конечно, здорово!.. — Иван на минуту задумался. — Только какое же шествие из девяти человек? Не получится: не пойдет за нами никто. Только опозоримся.
— Давайте лозунги напишем и развесим их около церкви перед обедней, — предложил Федя.
— Давайте! — подхватил Колька. — Да похлеще чего-нибудь придумаем, чтобы сразу у всех отбить охоту в церковь ходить.
— Ну, этим не отобьешь, — вставил свое слово Павлуха. — Написать можно, да будет ли толк?
— Попробуем, — неуверенно сказал Федот. На том и порешили.
После собрания, не откладывая, принялись за дело. Колька с Федей занялись плакатом — предупреждением самогонщикам, а Иван, взяв лист бумаги, самым четким почерком написал послание игуменье:
Гражданке игуменье Серафимо-Знаменского монастыря Нектарии.
Ваши монахини ходят по селу Крутогорке, без зова заявляются в избы к гражданам и ведут вредную агитацию, клевещут на партию большевиков и Советскую власть, обещают конец света и всякую другую чепуху. Предупреждаем, что вперед таких зловредных будем задерживать и отправлять в волость для привлечения к ответу за контрреволюционную агитацию.
Задумался и не утерпел, приписал:
Сидите, матушка, в своем монастыре, пока вас не разогнали, и не суйтесь в дела мирские.
И подписал:
Крутогорский отряд ЧОН и ячейка РКСМ.
— Ты, Колька, завтра отнесешь в монастырь. Постарайся отдать самой или казначее Агафадоре, — сказал Иван Кольке Говоркову.
— Сделаю, — утвердительно кивнул головой Колька. — Посмотри, Иван, что мы тут изобразили.
На куске серой оберточной бумаги не очень-то красиво и не совсем правильно, но для всех понятно значилось:
Предупреждение самогонщикам!
Самогон — зло! Кто гонит самогон — враг Советской власти. Потому предупреждаем, что самогонокурение запрещено законом. У пойманных будем ломать аппараты, изничтожать самогон, а также барду. Злостных будем отвозить в волость на суд.
— Сойдет, — согласился Иван. — Подпиши тоже: «Отряд ЧОН и ячейка РКСМ» — крепче будет.
Домой расходились поздно.
Иван за делами забыл, что с Семеном Уздечкиным собирался потолковать, а тот сам напомнил. Когда вышли из Совета, он придержал Ивана:
— Подожди, Ваня. Поговорить бы надо.
— Сам хотел с тобой поговорить. Случилось что-нибудь, Сема? — забеспокоился Иван.
— Пока не случилось, но к тому близко.
— В чем дело?
— Женить меня собрались.
— Ну и что же? Комсомольцам жениться не запрещено. Комсомольскую свадьбу справим, как в городе. Вот здорово получится! — даже обрадовался Иван.
— Не справишь комсомольскую, — мрачно отозвался Семен. — В церкви венчать собрались.
— Да ты что? Комсомольца — в церкви!
— А чего поделаешь? — с горечью воскликнул Семен. — Я так и этак, и ничего не получается.
— Откажись к чертям!
Семеново сообщение, как обухом по голове, пристукнуло Ивана. Первый из крутогорских комсомольцев — и в церковь! Ведь это он швырял гранаты, чтобы спасти Стрельцова. Не боялся Семен ни бандитов, ни кулаков, а перед поповскими штучками сдался. Это же позор для крутогорской ячейки на весь уезд!
Иван еще раз требовательно повторил:
— Откажись! Не ходи в церковь!
— Ничего не получается, — обреченно вздохнул Семен. — Хозяйка в дом нужна. Мать больна, бабка стара, еле двигается. Сестренки малы. Только и разговору: «Женись!»
Бурятский писатель с любовью рассказывает о родном крае, его людях, прошлом и настоящем Бурятии, поднимая важные моральные и экономические проблемы, встающие перед его земляками сегодня.
Новый роман-трилогия «Любовь и память» посвящен студентам и преподавателям университета, героически сражавшимся на фронтах Великой Отечественной войны и участвовавшим в мирном созидательном труде. Роман во многом автобиографичен, написан достоверно и поэтично.
Нынче уже не секрет — трагедии случались не только в далеких тридцатых годах, запомнившихся жестокими репрессиями, они были и значительно позже — в шестидесятых, семидесятых… О том, как непросто складывались судьбы многих героев, живших и работавших именно в это время, обозначенное в народе «застойным», и рассказывается в книге «В полдень, на Белых прудах». Но романы донецкого писателя В. Логачева не только о жизненных перипетиях, они еще воспринимаются и как призыв к добру, терпимости, разуму, к нравственному очищению человека. Читатель встретится как со знакомыми героями по «Излукам», так и с новыми персонажами.
Не вернулся с поля боя Великой Отечественной войны отец главного героя Виктора Черемухи. Не пришли домой миллионы отцов. Но на земле остались их сыновья. Рано повзрослевшее поколение принимает на свои плечи заботы о земле, о хлебе. Неразрывная связь и преемственность поколений — вот главная тема новой повести А. Усольцева «Светлые поляны».
Чувашский писатель Владимир Ухли известен русскому читателю как автор повести «Альдук» и ряда рассказов. Новое произведение писателя, роман «Шургельцы», как и все его произведения, посвящен современной чувашской деревне. Действие романа охватывает 1952—1953 годы. Автор рассказывает о колхозе «Знамя коммунизма». Туда возвращается из армии молодой парень Ванюш Ерусланов. Его назначают заведующим фермой, но работать ему мешают председатель колхоза Шихранов и его компания. После XX съезда партии Шихранова устраняют от руководства и председателем становится парторг Салмин.
Русский солдат нигде не пропадет! Занесла ратная судьба во Францию — и воевать будет с честью, и в мирной жизни в грязь лицом не ударит!