Та, далекая весна - [65]
— Женись, а в церковь не ходи.
— Дарёнка без церкви не согласна. Саму-то, может, и уговорил бы, а ее родных с места не сдвинешь. Евлампий к ним наведывался. Дарёнка говорит — запугивал всячески.
Вон с какого боку подъехал поп! Так собрался комсомолу насолить. Знает, подлец, какой шум подымется, если комсомолец в церкви венчаться будет.
— Нельзя тебе в церковь идти. Понимаешь ты это? Пойми, позор всему комсомолу! Выходит, сдались мы перед Евлампием. Значит, поп сильнее ячейки.
— А что делать? Дома жизни не стало. Хоть закрой глаза да беги.
— Вот и беги. Раз так — уйди из дома, и всё, — предложил Иван.
— Как уйти? Совсем? Хозяйство бросить? — даже приостановился Семен. — Нет, так нельзя. Разве ж можно дом, хозяйство бросать? Нет, так не годится.
Вот она где, мелкобуржуазная стихия, о которой все время в докладах говорят! Выходит, здорово сильна она. Захватила комсомольца Семена Уздечкина — и попробуй вырви! Дом, хозяйство, полудохлая кляча во дворе для него всего дороже. Нельзя, нельзя сдавать позиций.
— Сема, — просительно заговорил Иван, — как друга прошу: поломай это дело. Ведь мы из комсомола должны тебя исключить.
— Исключите? — переспросил Семен, и в тоне его слышалась только тупая покорность судьбе.
— Послушай, Сема, поставь на своем.
— Попробую. Еще раз поговорю. Только навряд ли какой толк будет, кроме ругани да слез.
НАСТУПЛЕНИЕ
Первой жертвой комсомольского похода против самогонщиков оказался Тихон Бакин. Прочитав «предупреждение самогонщикам», Тихон возмутился:
— Выходит, я своему хлебу не хозяин? Много силы берут эти комсомолы! Нет у них такого права мужиками командовать!
А на другое утро Колька Говорков сообщил:
— Тихон Бакин самогон закурил. На весь переулок смрад идет.
— Собирай комсомольцев! — распорядился Иван.
С улицы ворота и калитка во двор Тихона заперты крепко-накрепко. Иван хотел постучать, но Колька остановил его:
— Подожди! Стукнешь — он сразу все попрячет. Пошли через задние ворота.
Не подымая шума, перемахнули через плетень бакинского огорода. Колька подобрался к воротам.
— Не заперто, — тихо сказал он и распахнул створку ворот.
В дверях омшаника стояла жена Бакина, Прасковья, с охапкой мелко наколотых дров. Увидав комсомольцев, она рассыпала поленья и мелко закрестилась:
— Свят, свят! Нагрянула нечистая сила!
Из омшаника выглянул сам Тихон. Его перепачканное сажей лицо налилось багрянцем.
— Это что такое?.. Что ж это такое? — От негодования он задыхался и повторял: — Что это такое? Что такое?
Но когда Иван с товарищами двинулся к омшанику, Тихон встал в дверях, раскинув крестом руки, и осипшим голосом крикнул:
— Не допущу! Не имеете права! Какие у вас права есть? Покажь документы!
Конечно, документов у Ивана не было — то, что на словах поручил командир волостного ЧОНа, — не документ. Но отступать Иван не собирался. Остановившись перед Тихоном, совсем спокойно он как мог официальнее заявил:
— Гражданин Бакин, за тайное самогонокурение приказано доставить вас к волостному уполномоченному Чека. Там вам и документы, и все, что захотите, покажут. Собирайтесь.
— Зачем же в Чека? Я ж ничего… — сразу сникнув и опустив руки, забормотал Тихон. — Я же немного. Только для себя чуток, на праздник. Сами посмотрите, — и отступил от двери.
А Прасковья, услыхав про ЧК, вспомнила, как Тихон позапрошлую зиму уже побывал там, взвизгнула дурным голосом и ухватила мужа за рукав:
— Не пущу в Чеку! Пускай делают что хотят! Провались он, самогон этот!
Воспользовавшись тем, что Тихон отступил от двери, Колька первым заскочил в омшаник и закричал оттуда:
— Вот это аппарат! Прямо заводской!
Прасковья тяжело вздохнула, утирая глаза:
— Десять пудов отдали, а попользоваться нельзя!
Из дверей омшаника вылетела бутыль, стукнулась о ворота, разлетелась вдребезги, и воздух пропитал сивушный смрад. Следом, понатужившись, Федот вынес большой бочонок, полный перебродившей барды.
— Ничего себе, запаслись на свою потребу: этим полсела споить хватит, — ворчал он под тяжестью ноши и опрокинул бочонок посреди двора.
— С аппаратом что? — высунулся из омшаника Колька.
— Круши вдребезги! — распорядился Иван.
Тихон встрепенулся.
— Ванюша, а зачем же ломать! Ведь десять пудов за него отдано! Святой крест, не буду гнать. Продам я его, милой. Куда-нето в другое село продам.
— Чтобы в другом месте гнали? Гражданин Бакин, — ледяным тоном произнес Иван, — вам лучше других известно, что самогонокурение преследуется законом, а все приспособления подлежат уничтожению. — И по-простому добавил: — Ведь знал же ты про это, дядя Тихон! И предупреждали мы. Ты с комсомолом не посчитался, а мы в государственных делах шутить не будем.
Тихон только безнадежно махнул рукой: делайте, мол, что хотите. И, словно в ответ на этот жест, из омшаника послышались звонкие удары металла по металлу. Через несколько минут из дверей вылетел исковерканный змеевик, за ним еще какие-то железки.
Прасковья в такт ударам всхлипывала и повторяла:
— Десять пудов… Десять пудов…
Тихон жалостливо вздыхал. Сник он и совсем не походил на того самодовольного мужичка-крепыша, что два года назад встретил Ивана в сельсовете, важно сидя за председательским столом.
Бурятский писатель с любовью рассказывает о родном крае, его людях, прошлом и настоящем Бурятии, поднимая важные моральные и экономические проблемы, встающие перед его земляками сегодня.
Новый роман-трилогия «Любовь и память» посвящен студентам и преподавателям университета, героически сражавшимся на фронтах Великой Отечественной войны и участвовавшим в мирном созидательном труде. Роман во многом автобиографичен, написан достоверно и поэтично.
Нынче уже не секрет — трагедии случались не только в далеких тридцатых годах, запомнившихся жестокими репрессиями, они были и значительно позже — в шестидесятых, семидесятых… О том, как непросто складывались судьбы многих героев, живших и работавших именно в это время, обозначенное в народе «застойным», и рассказывается в книге «В полдень, на Белых прудах». Но романы донецкого писателя В. Логачева не только о жизненных перипетиях, они еще воспринимаются и как призыв к добру, терпимости, разуму, к нравственному очищению человека. Читатель встретится как со знакомыми героями по «Излукам», так и с новыми персонажами.
Не вернулся с поля боя Великой Отечественной войны отец главного героя Виктора Черемухи. Не пришли домой миллионы отцов. Но на земле остались их сыновья. Рано повзрослевшее поколение принимает на свои плечи заботы о земле, о хлебе. Неразрывная связь и преемственность поколений — вот главная тема новой повести А. Усольцева «Светлые поляны».
Чувашский писатель Владимир Ухли известен русскому читателю как автор повести «Альдук» и ряда рассказов. Новое произведение писателя, роман «Шургельцы», как и все его произведения, посвящен современной чувашской деревне. Действие романа охватывает 1952—1953 годы. Автор рассказывает о колхозе «Знамя коммунизма». Туда возвращается из армии молодой парень Ванюш Ерусланов. Его назначают заведующим фермой, но работать ему мешают председатель колхоза Шихранов и его компания. После XX съезда партии Шихранова устраняют от руководства и председателем становится парторг Салмин.
Русский солдат нигде не пропадет! Занесла ратная судьба во Францию — и воевать будет с честью, и в мирной жизни в грязь лицом не ударит!