Та, далекая весна - [56]
Всю дорогу думал Иван об учебе. Вот и Стрельцов, каждому слову которого Иван привык верить, говорит — учись. Может быть, и правда пойти с осени на учебу?
Неприветливо встретила Ивана Крутогорка. На площади вместо подворья Макея Парамонова — куча обгорелых бревен и золы.
«Пожар был, — мелькнуло в голове. — Кто же подпалил Макея?»
Вокруг Совета толпились мрачные, молчаливые мужики. И хотя собралось народу много, но стояла тишина. Иван ничего не стал спрашивать у людей, а сразу рванулся в сельсовет. На крыльце стоял красноармеец с винтовкой. Едва Иван шагнул на крыльцо, часовой загородил ему дорогу винтовкой:
— Нельзя!
— Почему нельзя? Мне Сергунова надо…
— Нельзя, — повторил красноармеец. — Не велено.
В это время из дверей вышел человек в кожаной куртке. Иван узнал его: это был один из чекистов, что приезжали на ликвидацию банды. Чекист внимательно посмотрел на Ивана и, видно, тоже узнал.
— Комсомольский секретарь?
— Да, — подтвердил Иван.
— Пропусти его, — распорядился чекист.
Первое, что увидел Иван, войдя в Совет, — длинный гроб на столе, а в нем Саня Сергунов.
Председатель Крутогорского Совета лежал в гробу вытянувшийся, строгий. На лице застыло выражение словно бы недовольства на бездеятельность, в которой он вынужден находиться, когда так много еще надо дел переделать. На нем все та же выцветшая гимнастерка — другой у него не было. Единственная рука безвольно лежит на груди. Только нет у его пояса потертой кобуры с наганом.
Несколько мгновений Иван не мог прийти в себя. Что-то тяжелое навалилось на него, все поплыло в глазах. Чтобы не упасть, он прислонился к дверному косяку. Как сквозь туман, он видел только покрытое смертельной бледностью лицо Сергунова, какое-то чужое, незнакомое, застывшее в вечной неподвижности.
В себя его привел негромкий голос:
— Здравствуй, Бойцов!
Пересилив туман, застилавший глаза, Иван повернул голову и увидал Пазухина.
— Что ж это? Что? — едва ворочая языком от противной, гнетущей слабости, спросил он.
— Убили Сергунова, — все так же приглушенно ответил Пазухин.
— Когда? Кто?
— Позавчера ночью. А кто? Вон посмотри, — кивнул Пазухин на угол.
И увидел Иван в углу на лавке Макея Парамонова и… Яшку Захаркина. Бросилось в глаза, что Яшка сильно похудел, как-то подобрался, и глаза словно бы приоткрылись, больше стали. Усы отрастил Яшка — белесые, щетинистые.
— Как же… Как же они? — растерянно пробормотал Иван, не в силах осмыслить, понять, как можно такое сделать.
— Это мы и выясняем, — ответил Пазухин и обратился к Макею: — Так чье же это ружье?
Только сейчас Иван заметил в руках Пазухина охотничью двустволку.
«Из этого ружья Саню…» — мелькнуло в голове.
А Макей спокойно ответил:
— Ну, мое ружье. А дальше что?
— Как оно попало к Захаркину?
— Поохотиться на крупного зверя дал, — явно издеваясь, проговорил Макей.
«Как он может? Ведь из этого ружья Саню…»
Все возмутилось в Иване.
— Знал ли ты, Парамонов, что ружье у тебя Захаркин взял для совершения террористического акта против председателя сельского Совета? — не теряя спокойствия, продолжал допрашивать Пазухин.
— Ничего такого не знал и знать не хочу! — Макей даже в сторону отвернулся. — Яшка стрелял — с него и спрашивайте.
— Но когда он стрелял, ты стоял рядом?
Макей промолчал, а Яшка внезапно вскочил с места и, захлебываясь, заговорил:
— Стоял! Рядом он стоял, гражданин начальник. И ружья я у него не просил — сам навязал. Говорил — никто ничего не узнает. А теперь все на меня. С меня спрашивайте, а он, выходит, в стороне!
— Пес паршивый! — взъярился Макей. — Насильно тебя заставляли? Сам первый сказал — убить.
— Помолчи, Парамонов, — остановил его Пазухин и обратился к Яшке: — Из мест заключения бежал?
— Отпустили, — промямлил Яшка, отводя глаза.
— Документы, — потребовал Пазухин.
— Потерял я их…
— Чего ж в лесу сидел, а в село только ночью наведывался?
— Боялся.
— Чего?
Яшка замялся, явно не зная, что ответить, но взглянул на Ивана и вдруг сказал:
— Комсомольцев этих. Злы они на меня — покалечить могли.
— Не крутись, Захаркин, не придумывай сказок! — сурово оборвал его Пазухин. — Из мест заключения ты бежал. Нам это известно. Здесь ты скрывался и вошел в заговор с кулацкими элементами для совершения террористического акта. Не крутись — отвечать придется всем.
— Расстреляете? — встрепенулся Макей. — Ну и стреляйте! Все равно это не жизнь. Все сгорело. Своими руками спалил. Чтобы вам не досталось. И с Санькой рассчитался. Прощенья просить не буду!
Макей говорил отрывисто. Бешенство переполняло его, рвалось наружу, на губах даже пена появилась.
«Вот он, враг. Враг! Такой никого, ничего не пожалеет», — подумал Иван.
Пазухин спокойно, как-то устало даже сказал:
— Все понятно. Следствие продолжим в городе. — И распорядился, повернувшись к чекисту в кожанке: — Уведите. На ночь глядя не стоит отправлять в город. Поместите в общественном амбаре. Поставьте охрану.
Когда Макея и Яшку увели, Пазухин подошел к Ивану и обнял его за плечи.
— Вот и отвоевался еще один солдат революции, — тихо сказал он.
И не выдержал комсомолец Иван Бойцов: уткнувшись в жесткую солдатскую гимнастерку чекиста, он заплакал, вздрагивая всем телом, горько, по-мальчишески заплакал. Ведь что ни говори, а был он еще мальчишкой. Только три дня назад здесь, в этой избе, он разговаривал с Саней Сергуновым, а сейчас лежит Саня в гробу, вытянувшийся, чужой, и изменить ничего уже нельзя.
В повести «Окна, открытые настежь» (на украинском языке — «Свежий воздух для матери») живут и действуют наши современники, советские люди, рабочие большого завода и прежде всего молодежь. В этой повести, сюжет которой ограничен рамками одной семьи, семьи инженера-строителя, автор разрешает тему формирования и становления характера молодого человека нашего времени. С резкого расхождения во взглядах главы семьи с приемным сыном и начинается семейный конфликт, который в дальнейшем все яснее определяется как конфликт большого общественного звучания. Перед читателем проходит целый ряд активных строителей коммунистического будущего.
Одна из основных тем книги ленинградского прозаика Владислава Смирнова-Денисова — взаимоотношение человека и природы. Охотники-промысловики, рыбаки, геологи, каюры — их труд, настроение, вера и любовь показаны достоверно и естественно, язык произведений колоритен и образен.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Впервые — журн. «Новый мир», 1926, № 4, под названием «Московские ночи», с подзаголовком «Ночь первая». Видимо, «Московские ночи» задумывались как цикл рассказов, написанных от лица московского жителя Савельева. В «Обращении к читателю» сообщалось от его имени, что он собирается писать книгу об «осколках быта, врезавшихся в мое угрюмое сердце». Рассказ получил название «Сожитель» при включении в сб. «Древний путь» (М., «Круг», 1927), одновременно было снято «Обращение к читателю» и произведены небольшие исправления.
Впервые — журн. «Новый мир», 1928, № 11. При жизни писателя включался в изд.: Недра, 11, и Гослитиздат. 1934–1936, 3. Печатается по тексту: Гослитиздат. 1934–1936, 3.
Русский солдат нигде не пропадет! Занесла ратная судьба во Францию — и воевать будет с честью, и в мирной жизни в грязь лицом не ударит!