Та, далекая весна - [45]

Сами ждали жестокого голода, а газеты, плакаты, что привез Сергунов из города и повесил в Совете, призывали: «Помоги голодающему!»

А чем помочь, когда у самих ничего?

И все-таки нашлось чем помочь.

Приехал в село Колокольцев. Тот самый высоченный, в военной фуражке, что командовал чоновцами, когда с Русайкиным кончали. С ним невзрачный старичок с докторским саквояжиком и два вооруженных красноармейца.

— По важному делу к вам, — сказал Колокольцев, усаживаясь напротив Сергунова. — Голодающим помогать надо?

— Сами скоро с голоду взвоем, — хмуро ответил Сергунов.

— Э, товарищ Сергунов, чего-то ты вроде прижимистым мужичком становишься, — беззлобно попрекнул Колокольцев.

— А что делать? Кулаков тряхнуть? Давай тряхнем, — разозлился Сергунов.

— Ты не горячись, — остановил его Колокольцев. — Трясти никого не будем: продразверстка кончилась. Есть другое дело… — Колокольцев огляделся вокруг, даже в окно выглянул. — Пока без шума и между нами. Шуму потом будет много. Есть декрет правительства об изъятии церковных ценностей для помощи голодающим.

— Какие там ценности в нашей церкви! — махнул рукой Сергунов.

— Не спеши. Может, что и найдется. Но главная речь не о вашей церкви — о монастыре. Там, думаю, найдется кое-что.

— Там найдется, — согласился Сергунов. — До революции толпами туда ходили, купцов полно наезжало и все вклады оставляли.

— Об этом и речь. А шуму пока не надо, чтобы попрятать не успели. С мандатом послали нас всего троих. Сказали: в Крутогорке комсомольцы боевые — помогут с монашками справиться. Как смотришь, секретарь? — обратился Колокольцев к Ивану. — Одолеем монашек?

— А чего их не одолеть?!

— Ну, не скажи! Воевать с ними, думаю, не придется, а вот куда они золотишко припрятали, не так-то легко будет отыскать. И ты, товарищ Сергунов, поможешь нам. Сегодня уже поздновато — с утра за дело примемся. Соберешь утром комсомольцев, Бойцов?

— А оружие будет?

— Оружие не понадобится. Клещи да молоток могут пригодиться. Вот Сергей Савельич, — указал Колокольцев на старичка, все время молча сидевшего на краю скамьи, — главный знаток — ювелир. Без него мы, пожалуй, не разберемся, где золото, а где простая медяшка.

Старичок все так же молча кивнул головой.

В монастырь пришли перед концом ранней обедни. В церковь входить не стали, остановились на паперти.

— Пускай отмолятся, — сказал Колокольцев. — Другие выходы из церкви есть?

— В боковом приделе должна быть дверь, — ответил Сергунов.

— Поставь там двух комсомольцев, Иван, — распорядился Колокольцев. — И пускай в четыре глаза смотрят, чтобы ничего из церкви не выносили.

Пока Иван с ребятами обходили вокруг церкви, на колокольне ударили «Достойную». Немного погодя церковные двери распахнулись, и первой в них показалась игуменья Нектария: высокая, статная, еще совсем не старая, во всем ее облике величие и властность. Двигалась она не спеша, опираясь на высокий посох, а под локти ее поддерживали две послушницы.

Колокольцев заступил игуменье дорогу:

— Гражданка игуменья, должен задержать вас на одну минуту. Прошу ознакомиться с этим документом.

Колокольцев протянул свой мандат, но игуменья даже глазом не повела в его сторону.

— Мать казначея, посмотри, что этим нужно.

Из-за ее спины вынырнула та самая сухонькая монашка, что присутствовала при конфискации лошадей. Она взяла у Колокольцева мандат, прочитала и, побледнев, пролепетала:

— Матушка, изволь ознакомиться сама. Тут такое… такое…

Нектария властно отстранила от себя бумагу:

— В руки не возьму. Покажи.

Казначея развернула перед ее глазами мандат. Игуменья прочитала и на этот раз перевела взор на Колокольцева. Глаза ее из-под черной наметки злобно сверкнули.

— Грабить явились?

— Накормить голодающих, — спокойно ответил Колокольцев.

— Имущество церкви принадлежит богу.

— Бог не рассердится, если умирающие с голоду получат кусок хлеба.

Нектария бросила негодующий взгляд на Колокольцева и на всех, кто его окружал.

— Мать Агафадора, не противься произволу и насилию.

Не теряя достоинства, шурша шелковой рясой, игуменья двинулась дальше. За ней из церковных дверей потянулись парами сначала «матери» в черных высоких клобуках, за ними — «сестры» в скуфейках, а позади — послушницы, повязанные черными платочками. Послушницы — молодые девчата — шли, опустив очи долу, но не имели сил сдержаться и нет-нет да бросали любопытные взгляды на пришедших. Замыкали шествие два священника и дьякон.

— Ну, матушка, давайте ближе к делу, — обратился Колокольцев к казначее. — Есть у вас опись ценностей, принадлежащих монастырю?

— Какие же описи? У нас все налицо.

— Не юлите, матушка, — прервал ее Колокольцев. — Давайте-ка ваши книги.

— В келейке они у меня.

— Саня, начинайте с Сергеем Савельевичем работу здесь. Организуй охрану, чтобы ничего не утекло. А мы с Иваном сходим с матушкой в ее келейку.

«Келейка» оказалась просторной комнатой с высокими окнами. Обстановка ее совсем не говорила о скудости: мягкая мебель, бархатные портьеры, письменный стол мореного дуба, у стены — громоздкий сейф, в углу — иконостас со множеством икон.

— Богато живете, старицы честные, — усмехнулся Колокольцев.