Та, далекая весна - [44]
— Стойте! Отступите! Самосуда не допущу! — что было сил крикнул Сергунов и заступил собой Акима.
Толпа на момент притихла и опять угрожающе загудела. Злобу мужицкую нелегко потушить, когда она достигла такого накала. Ивану почудилось, что сейчас озверевшие мужики надвинутся, сомнут, искалечат не только Акима, но и Сергунова. Он рванулся, расталкивая людей, и встал рядом с Сергуновым, крепко схватившись в кармане за ручку «бульдога». Краем глаза Иван заметил, что тут же, рядом с ним, с Сергуновым, оказались и Федя, Семен, Колька, Степан.
— Отступите, граждане. Самосуд отменяется, — повторил Сергунов.
— Мужики, не дело это! — прогудел бас Кузьмы Мешалкина. — Нельзя так — не старое время.
Иван видел: Тимофей Говорок колеблется. Злобы у него больше других, разорвал бы он Акима своими руками, не задумываясь, а на пути стоит Саня Сергунов.
— Всегда поджигателей да конокрадов своим судом решали, — закричал Никанор Веревкин, — чего ж теперь поблажку делать!
— Акиму поблажки не будет. Отправим в город, и пускай там по всей строгости судят, — сказал Сергунов. — А за самосуд отвечать придется всем.
Мужики, недовольно заворчав, отодвинулись. Разжались кулаки, но злоба и недоверие еще светились в глазах.
— Знаем мы этот суд! — недовольно проворчал Никанор Веревкин.
Дребезжащий старческий тенорок деда Крутилы врезался в другие голоса:
— Слышьте, мужики, зачем в город? Не по-божески это. Перед миром Аким виновный, перед миром и отвечать ему. Я так думаю, мужики, по-справедливому будет: спустить с него портки, разложить и выпороть на всем миру, чтобы в другой раз не нашкодил.
Бывало такое. Дед Крутила, да не он один, помнил, как секли крепостных мужиков на барском дворе, как стегали розгами на миру провинившегося парня. Бывало, что и взрослому мужику, погрешившему чем-то против общества, на сходе, спустив порты, всыпали горячих. Только давно это было, а после революции о таком наказании и речи не велось. И сейчас мужики даже растерялись от предложения деда Крутилы.
Громко рассмеялся Саня Сергунов:
— Э-э, дед, опоздал ты. Сейчас не царский режим, чтоб мужика при народе пороть. Аким хоть и провинился перед обществом, а все равно свободный гражданин, унижать которого нельзя.
— Это верно. Негоже мужика унижать, — подтвердил Кузьма Мешалкин и, взглянув на Акима, не очень уверенно сказал: — Я так думаю, граждане, что и судить Акима не стоило бы. Опять же детишки у него малые. Его в тюрьму засадят, а они куда? Сам он повинился перед миром — мир ему и судья. Пусть живет посреди нас и вину свою перед обществом чувствует, пусть весь век грех свой замаливает.
Аким так и стоял на коленях, сжавшись в комок, ожидая жестоких побоев, а может, и смерти. Теперь он встрепенулся.
— Замолю грех, душу за мир положу! — Не вставая с колен, он пополз к Кузьме, схватил его руку, прижался к ней губами, бормоча: — Спасибо тебе, Кузьма! Век не забуду!
Кузьма вырвал у него руку.
— Вконец спятил! Что я тебе, поп? Встань с земли!
Зол бывает русский мужик, да отходчив. Простить до конца не простили Акима, а бить и судить не стали. Так и порешили: пускай живет да вину свою чувствует.
Подошло время коров в стадо выгонять, когда все угомонились и по дворам разбрелись.
Сергунов вошел в Совет, устало опустился на лавку. Положил голову на руки и некоторое время молчал. Потом поднял глаза на Ивана:
— Сколько еще трудного впереди, Ваня! Ой, сколько! Справимся ли?
Горечь бессилия и неуверенность в словах Сергунова послышались Ивану. В нем все запротестовало: не может Саня, не может большевик, на которого все смотрят, сдаваться, показывать свою слабость. Иван почти испуганно выкрикнул:
— Справимся, Саня! Обязательно справимся!
Сергунов чуть улыбнулся.
— Ты что испугался? Думаешь, я сдаваться собрался? Да я в гробу буду лежать, а все равно не сдамся!
ТРУДНОЕ ЛЕТО
Каждая газета, которую Иван развертывал, кричала заголовками:
«Все на борьбу с голодом!»
«Помоги голодающему!»
По селу ползли слухи, один страшнее другого:
— На Поволжье людей едят.
— Целые села с голоду умирают, и покойников хоронить некому.
Особенно старались монашки. Шастали из избы в избу и нашептывали:
— Гнев божий за грехи наши обрушился.
— В писании сказано: будет глад и мор по всей земле…
Беспокойное, трудное лето двадцать первого года. Вчистую выгорели поля в хлебородном Поволжье. Уже к середине лета там начался голод.
Надвинулась общая беда и на Крутогорку. Дождей не было с ранней весны. Только в конце июля сжалилось небо: затянулось тяжелыми тучами и пролило несколько ливней.
Радовались и этому:
— Хоть картошка, бог даст, поправится!
Серпам работы в поле не находилось: не погоняешься по загону, когда, как говорится, «от колоса до колоса не слышно человечьего голоса».
Косами смахивали жалкие стебельки. Намолачивали меньше, чем высеяли.
И опять же Макей Парамонов, Захаркины, Тихон Бакин не как другие пострадали. Когда делили монастырскую землю, они себе лучшие куски в долу близ леса ухватили и даже в неурожайном году намолотили столько, что до новины хватит и еще останется.
Только другим от этого радости мало. Надеялись на картошку. Собирали желуди да лебеду — хоть горька, а все ж еда. Благо, несмотря на сушь, лебеда все поля заглушила.
Русский солдат нигде не пропадет! Занесла ратная судьба во Францию — и воевать будет с честью, и в мирной жизни в грязь лицом не ударит!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Шабданбай Абдыраманов — киргизский поэт и прозаик, известный всесоюзному читателю по сборнику рассказов и повестей «Мои знакомые», изданному «Советским писателем» в 1964 году. В настоящую книгу вошли два романа писателя, объединенных одним замыслом — показать жизненные пути и судьбы киргизского народа. Роман «Белый свет» посвящен проблемам формирования национальной интеллигенции, философскому осмыслению нравственных и духовных ценностей народа. В романе «Ткачи» автор изображает молодой киргизский рабочий класс. Оба произведения проникнуты пафосом утверждения нового, прогрессивного и отрицания старого, отжившего.
«Пути и перепутья» — дополненное и доработанное переиздание романа С. Гуськова «Рабочий городок». На примере жизни небольшого среднерусского городка автор показывает социалистическое переустройство бытия, прослеживает судьбы героев того молодого поколения, которое росло и крепло вместе со страной. Десятиклассниками, только что закончившими школу, встретили Олег Пролеткин, Василий Протасов и их товарищи начало Великой Отечественной войны. И вот позади годы тяжелых испытаний. Герои возвращаются в город своей юности, сталкиваются с рядом острых и сложных проблем.
В повести Ефима Яковлевича Терешенкова рассказывается о молодой учительнице, о том, как в таежном приморском селе началась ее трудовая жизнь. Любовь к детям, доброе отношение к односельчанам, трудолюбие помогают Жене перенести все невзгоды.
Рассказы Леонида Радищева (1904—1973) о В. И. Ленине вошли в советскую Лениниану, получили широкое читательское признание. В книгу вошли также рассказы писателя о людях революционной эпохи, о замечательных деятелях культуры и литературы (М. Горький, Л. Красин, А. Толстой, К. Чуковский и др.).