Та, далекая весна - [29]

— Чего нам говорить? — нагло усмехнулся бандит. — Теперь ваш разговор. Хотите — байки разводите, хотите — без разговору налево, в расход.

— Спешить не будем. В расход пустить никогда не поздно, — спокойно сказал чекист Пазухин. — Из мужиков будешь?

— Да уж не из графьев! — опять усмехнулся рябой.

— Фронтовик?

— И в окопах вшей кормили.

— Откуда родом?

— Вот это вам ни к чему! — посуровел бандит.

— Как прозывают?

— И это не к чему вам знать.

— Так. Вопрос ясен: значит, местный, за семью боишься, — на этот раз усмехнулся уже Пазухин. — Успокойся, с семьями бандитов мы не воюем. А ты знаешь, что Советская власть объявила прощение всем бандитам, которые сами с повинной придут?

— К нам это не касается, — мрачно ответил бандит. — Не сами к вам пришли — мужики привели.

— Эх ты, голова! — не выдержал Полозов. — Мужики тебя, мужика, привели! Выходит, поперек горла ты им встал. Сам мужик, а мужикам спокойной жизни не даешь, за кого ж ты стоишь?

Бандит, отвернувшись, буркнул:

— За кого надо, за того и стоим. За мужика стоим.

— И много там, в лесу, таких? — как будто мимоходом, спросил Пазухин.

— Попробуй сунься — сам узнаешь, — нагло взглянул на него бандит.

— Ох, мусору у тебя в голове куча! — покачал головой Полозов. — Не за мужика вы стоите, а за кулака. Царский хомут с шеи сбросили, не терпится другой надеть — кулацкий. Так? Хватит уж мужику-то голову морочить да его именем прикрываться. Защитники нашлись!

— Вот-вот, — подхватил Говорок. — Без вас мужики разберутся. Мужик теперь видит — власть за него…

— Ну, а тебя как звать-прозывать? — обратился Пазухин ко второму бандиту.

Парень вздрогнул, как от удара, но глаз от земли не оторвал.

— Емельяном.

— Ты, Емельян, знаешь вон того? — Пазухин показал на Яшку Захаркина.

— Так ведь как знаю: бывал он в лесу. Приедет, чегой-то с Русайкиным поговорит и уезжает. А постоянно в отряде его не было. По весне, правда, месяца два или три прожил.

— Так. Ясно. Связной, значит. Уведите этих, — указал Пазухин на рябого бандита и Яшку.

— Ну, Емеля, садись сюда на лавку да поговорим ладком, — сказал Пазухин, когда чекисты увели бандита и Яшку. — Ты тоже идейный борец за кулацкие интересы?

— Не! Я около лошадей, — мотнул головой парень. — Я — как хозяин велит.

— А кто у тебя хозяин?

— Севостьян Сахаров. Я издетства у него в батраках живу. Его продразверстка в разор ввела. Так он со зла к Русайкину подался. Ну и меня с собой взял.

— Ты и пошел в бандиты.

— А что ж, хозяин велел — и пошел, — с туповатым упрямством повторил парень и вздохнул, — попробуй не пойди. Он матке наперед десять пудов ржи дал. А у нее, кроме меня, пятеро.

— Выходит, за десять пудов ржи в бандиты пошел?

— Куда ж было податься! — развел руками парень.

— И в налеты ходил? Многих сам-то прикончил?

— Не, упаси боже! — замахал руками Емельян. — Я при лошадях. И сюда тоже лошадьми правил.

— Ну, а если мы тебя отпустим, опять к бандитам подашься?

— Отпустите? И расстреливать не будете? Да ни в жисть… — От возбуждения парень даже с лавки вскочил, но сейчас же осекся, сник. — А куда мне теперь? Ведь они матку замордуют.

— Не замордуют, — успокоил его Пазухин. — Не дадим больше никого мордовать. Много ли человек у Русайкина сейчас?

— Да, поди-ка, человек двадцать есть.

— Всего? — не сдержал удивления Полозов.

— А то! Как продразверстку отменили, так и начали растекаться. Каждую ночь одного-двух недочет.

— Выходит, плохи дела у Русайкина?

— Куда уж хуже! — махнул рукой парень.

— Вот что, Емельян, давай договоримся: ты нас проводишь в лес к Русайкину, а потом мы тебя отпустим на все четыре стороны.

— А не обманешь? — с сомнением глянул парень на Пазухина. — Побожись!

— Божиться не буду — в бога не верю, а слово большевика даю. И в село ваше сообщу, что прощен ты по чистой. А за мать не беспокойся — бандитов ликвидируем всех подчистую.

— Ну, так и проведу.

— Договорились. Теперь идите, а мы тут словцом перекинемся. А ты, парень, задержись, — остановил он Ивана. — Комсомолец?

— Пока нет, — замялся Иван.

— Считай, что комсомолец, — улыбнулся Полозов.

— Лес здешний знаешь? — спросил Пазухин.

— Знаю.

— Если парень крутить начнет, поймешь?

— Наверное, пойму.

— Пойдешь с нами на всякий случай. Оружие-то есть?

Иван вытащил из кармана свой «бульдог»:

— Вот.

— Ну, это не оружие, — улыбнулся Пазухин. — Впрочем, видно, много оружия тут и не понадобится. По нашим сведениям, у Русайкина больше сотни человек было. Смотри ты, как быстро разбежались! Вот что значит продналог.

— К земле мужика тянет, — вяло, с трудом ворочая языком, произнес Стрельцов.

Ночное избиение даром ему не прошло, но он не хотел показать, что его знобит, гудит голова, а мысли путаются. Однако Полозов это сразу заметил.

— Э, друг, а тебя развезло. Тебе отлежаться надо. Товарищ Пазухин, может, отправим его на машине в город?

— Нет, нет, — запротестовал Стрельцов. — Из-за меня одного машину гонять ни к чему. С Русайкиным покончим…

— Без тебя покончим, ты свое уже получил. Теперь отлеживайся, — грубовато перебил его Пазухин. — Вот с машиной действительно не выйдет: горючего в обрез и на операции без нее не обойтись. Так что отлеживайся пока здесь. Ты, товарищ Сергунов, местный, вот и возьми на себя село. Дадим тебе несколько чоновцев. Держи под наблюдением местных кулаков: не исключено, что такой Яшка здесь не один.