Сыновья волка - [25]

Мне показалось, что подробности нашего тет-а-тет среди розовых кустов ясно отпечатались на моем лбу.

– Нет, почему вы спрашиваете? – как можно небрежнее поинтересовалась я.

– Фрэнсис меня огорчает давно, – сказал мистер Вольфсон серьезно, – ни стремлений, ни самоконтроля... Бог знает, что он собирается делать со своей жизнью.

– Но ведь он изучает медицину. В Эдинбурге. И это оправдывает его, может быть, именно медицина – назначение и цель в жизни.

– Не знаю, чем он занимается в Эдинбурге. Этот город предлагает много других занятий, поинтереснее, чем медицина. Но хватит об этом, – отрывисто сказал мистер Вольфсон, – я просто хотел знать, прилично ли он себя ведет по отношению к вам. Он возвращается в Эдинбург в сентябре, Харриет, так что стисните зубы – если это выражение можно применить к леди – и терпите до осени.

Я уверила его, что нет нужды в стискивании зубов, и он перевел разговор на более приятные темы. Мы продолжили пашу былую дискуссию. Опекун зачитал мне вдохновенные цитаты Бака в защиту короля Ричарда, и, хотя я горячо оспаривала заключения, он, казалось, наслаждался больше всего самим процессом наших дебатов, и его не огорчало мое несогласие. Час пролетел незаметно, нас прервал Уильям, явившийся с почтой. Вероятно, в ней содержались дурные вести. Лицо мистера Вольфсона стало серьезным, я извинилась, и он меня отпустил. Я взяла к себе наверх книгу Бака, чтобы наедине прочитать и понять, почему его так защищает мистер Вольфсон.

Он очень действует на меня своими убеждениями, и, пожалуй, может привести примеры в защиту самого хозяина Зла.

* * *

1 августа

Я еще дрожу, хотя все произошло несколько часов назад. И подумать только, я еще недавно жаловалась на скуку и слишком обыденную жизнь. Попытаюсь теперь написать все по порядку. Получен пренеприятнейший жизненный опыт.

Началось все утром, когда я тихо постучала в дверь Ады после завтрака. Веселым голоском Ада пригласила меня войти. Она стояла перед зеркалом, падевая шляпу с длинным пером и напевая. У нее явно отсутствовал музыкальный слух, но я не могу винить ее за это. Она пела, радуясь чудесному утру. Окна были широко открыты, и воздух вливался в них свежей струёй вместе с золотистым светом, ароматом роз и тимьяна.

– Не могу пристегнуть, – Ада, нахмурясь, смотрела на свое отражение, – помоги мне, Харриет, пожалуйста.

Я пристегнула булавку на шляпе и не могла удержаться, чтобы не погладить золотые локоны.

– Послушай, Ада, куда ты собралась? Ты же обещала без меня не ездить на прогулки! Я сейчас занята, но если ты подождешь час...

– Ждать? В такое благословенное утро? Приезжай когда сможешь, дорогая. Я буду тебя ждать в руинах аббатства. Я просто не могу сидеть в комнате в такую чудесную пору.

– Ты едешь не одна?

– Нет, нет. – Ада повернулась ко мне и легонько ущипнула за щеку. – Не будь похожей на старую сварливую леди, Харриет, ты слишком для этого молода и красива. Как можно уныло рассуждать в такой чудный день? Со мной едет Джулиан.

– О! Ну тогда...

– Встречаемся на развалинах через час, Харриет.

И в комнате сразу стало темнее, когда она ушла.

Дела отняли у меня больше часа, время тянулось медленно, меня охватило нетерпение. Как будто передалось желание Ады поскорее выйти из дому в этот летний день. Я не так уж стара и мудра, чтобы меня не трогала прекрасная погода. Я тоже предпочла бы наслаждаться прекрасным летним днем, уединившись где-нибудь в саду с книжкой. Но... но! Я, разумеется, не одобряю слишком строгих правил хорошего тона, низводящих женщину до позиции неразумного ребенка, но тем не менее согласна, что нехорошо оставлять молодую девушку наедине и надолго с молодым человеком, который претендует на ее руку и сердце (миссис Примм. «Книга хороших манер», стр. 1). Поэтому я со вздохом надела свой костюм для верховой езды и спустилась во двор.

Мое настроение не улучшилось от вида Фрэнсиса, тоже собиравшегося куда-то ехать, хотя наряд на нем был явно неподходящий: измятая белая рубашка с закатанными рукавами и с распахнутым на груди воротом, открывавшим бронзово-загорелую грудь. В наши дни полагается иметь бледно-розовую кожу, по, признаюсь, мне больше правится золотистый загар – разумеется, не на Фрэнсисе, хотя контраст его смуглой кожи и светлых волос впечатляет. Впрочем, он выглядел сейчас скорее как работник, а не как джентльмен. Вид у него был спокойный и довольный. Мне показалось, что глухой воротник платья меня душит.

Фрэнсис, увидев меня, раскрыл глаза в преувеличенном удивлении.

– Кузина Харриет, кого я вижу! Что могло оторвать вас от ежедневных обязанностей?

– Я еду кататься. – Я кивнула старому Адаму.

– Какое счастье для меня. Я просто был в отчаянии, предвкушая одинокую и длинную прогулку.

– Можете ехать, незачем меня ждать.

Он приблизился и, понизив голос, сказал:

– Следите за своей речью при слугах, моя дорогая. Вы хотите, чтобы половина райдинга сплетничала о нашей ссоре?

– Не похоже, чтобы это волновало вас.

– О, меня – нет. Я думал только о вас. У них поговорка в этих местах: «Милые кузен с кузиной бранятся – только тешатся». Вы и опомниться не успеете, как они нас обручат. Дело в том, – продолжал он весело, – что я ищу Аду. Куда она уехала? Вы знаете?