Сын своего отца - [2]

Бывало и другое. Через дорогу жил верный английской короне протестант, и время от времени по вечерам, когда при мысли, что вокруг только грязные католики, его распирало от гнева, он ставил в граммофон пластинку, распахивал окно и оглашал окрестности гимном "Боже, храни короля". При первых же звуках этой оскорбительной для его слуха мелодии, хозяин, не менее верный приверженец противной стороны, бросал любое дело, мчался со своим переносным граммофончиком ко мне в комнату и, водрузив его на подоконник, пускал во всю мощь "Песнь солдата". Его жена, благовоспитанная уроженка Корка, говорила, что людям из Слайго "не хватает характера". Но я бы этого не сказал: на мой взгляд, они были куда как патриотичны. "..."

Роберт Уилсон, библиотекарь, - невысокий, нервный, с неправильными чертами лица, всегда красного от усиленного потребления виски, толстыми чувственными губами и чудесными карими, широко расставленными глазами заправского плута - был очень четким и быстрым работником. После неоднократных моих ляпсусов и промахов, он поставил на мне крест и представлял меня не иначе как "мой бесталанный помощник". При всем том он оказался исключительно добрым человеком. Он возил меня по всем местам, о которых писал Йитс, и, остановив машину, читал стихи со слезами на своих ласковых, завораживающих, плутовских глазах. Он водил меня к себе и угощал обедом, ставил для меня пластинки Воана-Уильямса, жаловался на убогость ирландского католицизма (в который сам перешел) и на чудовищное неблагозвучие кафедральной музыки. Мне он нравился и нравились его стихи. Но ходить к нему обедать было для меня пыткой: в свои двадцать лет я еще ни разу не обедал в чужом доме, а при его претендовавшей на светскость жене-англичанке я - как ни при одной другой хозяйке впоследствии - путал, где нужно пускать в ход нож, а где вилку, и сидел за столом, боясь раскрыть рот.

Много лет спустя в одном моем рассказе молодой полицейский, упоминая о жене своего сержанта, говорит, что бог создал ее единственно для того, чтобы его, беднягу, преследовать. Это я вспомнил миссис Роберт Уилсон. (...)

На самом деле я вовсе не был таким уж бесталанным, каким в шутку выставлял меня Роберт Уилсон, но и счастливым я себя тоже не чувствовал. Прежде всего я тосковал по Корку, но, главное, работа в библиотеке нередко делалась впустую, и этим напоминала мне мою службу на железной дороге. В нашем ведении находились сельские и окружные городские библиотеки, разбросанные по всему графству, и раз в три месяца мы посылали им почтой ящик или два с книгами, заказы на которые делались секретарем местного отделения общества Карнеги. Он пользовался имевшимся у нас каталогом "Три тысячи лучших книг", но, так как в нашей библиотеке было только по одному экземпляру каждой книги, он редко получал то, что заказывал. Каталог "Три тысячи лучших книг" составил кто-то в Белфасте, явно не слишком начитанный и не слишком толковый, и по его вине так же как по вине составителя каталога "Сто лучших рассказов для вечернего чтения", целые графства прозябали в невежестве.

В своих представлениях о том, какой должна быть сельская библиотека, этот белфастец исходил из опыта городских библиотек времен королевы Виктории, а те в свою очередь, брали за образец университетские библиотеки. Поэтому при комплектовании стремились иметь по одному экземпляру каждой книги, чтобы наращивать "основной фонд", - вместо потребных двадцати или тридцати. Такая библиотека, содержащая, скажем, сорок тысяч наименований, могла бы с пользой послужить какому-нибудь ученому, но мы-то не с учеными имели дело.

И все же несчастным я себя тоже не чувствовал. Впервые в моем распоряжении оказалось столько книг! Каждый раз, когда из сельской библиотеки возвращался ящик, я тут же набрасывался на него в надежде извлечь сокровище - томик стихотворений или русский роман, который я еще не читал. Я унес домой библиотечный экземпляр "Стихотворений" Йитса и выучил их наизусть.

Вдвоем с другим помощником библиотекаря, Бобом Ламбертом - местным уроженцем и таким же голодранцем, как я, - мы делали далекие прогулки по окрестностям] услаждая себя стихами и сигаретами, которыми честно угощали друг друга по очереди. Какими долгими ни были эти походы, я не помню случая, когда у него или у меня нашлось бы в кармане достаточно денег на бутылку пива.

А главное, не прошло и двух месяцев моего пребывания в Слайго, как общество Кариеги вызвало Уилсона и меня на конференцию в Лондон с оплатой всех расходов, и я уже заранее предвкушал, какую радость доставит мне эта поездка - первая в моей жизни за пределы Ирландии. "..."

Через полгода меня перевели из Слайго в Уиклоу, где еще только собирались открыть библиотеку. "..." С первых Же шагов у нас начались серьезные неприятности. Библиотечный комитет еще ни разу не собрался, а местный священник, представлявший в нем интересы католической церкви, успел заявить нам, что на первом же заседании потребует его закрыть sine die [Без назначения даты следующего заседания (лат.)]. И вообще: никаких библиотек! - он по крайней мере приложит к тому все свои силы. Причиной его противодействия был все тот же скандал вокруг "кощунства" Леннокса Робинсона. И хотя того давно уже вынудили уйти в отставку, а вслед за ним ушел и Том Мак-Гриви, его секретарь, библиотечное дело раз и навсегда было взято под подозрение. Несомненно, общество Карнеги включилось в широкий заговор, имевший целью лишить бедных ирландцев их исконной веры.