Сын сенбернара - [3]

Я назвал щенка Протазаном. Я не знал, что означает это слово, но оно показалось мне звучным и приличным сыну сенбернара.

— Протазан! Протазан! — звал я.

Но он не шел ко мне, а убегал, и я бежал за ним.

Как-то девочка была у меня в гостях, и мы вместе вывели Протазана на прогулку.

— Кто тебе больше нравится, — спросила она, — я или эта собака?

Я хотел быть честным и поэтому задумался. Но девочка не стала дожидаться ответа — она обиделась и ушла. Потом, когда мы с ней помирились, я сказал, что она мне нравится больше, а Протазана я люблю как ее подарок. Она не слишком поверила, но услышать ей это было приятно.

А спустя три месяца после того, как я стал владельцем щенка, мать отвела меня к врачу. У Протазана был аппетит, достойный сына сенбернара, он съедал мои завтраки, обеды и ужины, и я похудел на несколько килограммов. Родители испугались, что у меня плохо с легкими. Но врач заверил, что с легкими полный порядок, а худею я оттого, что расту.

Я рос, а Протазан удлинялся, и лапы у него были низкими и кривыми. Евдокию Карповну это натолкнуло на мысль, что женой папы сенбернара была такса. Но она тут же засомневалась: «Таксы — умные собаки, а Протазан глуп».

Я с ней не согласился. Протазан не был глупым, он был неуравновешенным: то ластился ко всем, а то вдруг начинал рычать и скалить зубы. И еще, возможно, так повлияла на него жизнь в сарае — он не любил детей. Малыши, инстинктивно чувствовавшие его неприязнь, завидев Протазана, разлетались как воробьи… Мой отец, заступившись за нас, чуть не подрался с отцом мальчика, которому Протазан прокусил до крови руку. После этого он твердо заявил соседке:

— Вы не пограничница и не охотница; особых богатств в вашем сарае, как мне известно, тоже не имеется. Собака для вас — развлечение. Но она мешает людям, и вы должны ее убрать! Мой сын теперь к ней и близко не подойдет!

Евдокия Карповна уважала моего отца и никак не желала с ним ссориться. Но ей было жалко меня. Она растерялась, вечером пугала: «Вызову собачью будку!» — а утром — наоборот: «Сарай мой! Захочу и заведу крокодила!»

Собачью будку не пришлось вызывать. Соседку навестила подруга из села — такая же одинокая старушка. Протазан гостью чем-то подкупил. Евдокия Карповна убедила меня расстаться с ним. «В селе ему будет лучше, — утверждала она, — а здесь его могут зверски отравить!» Она так и сказала: «Зверски отравить!», и это доконало меня.

А еще до того, как я отдал Протазана, мы окончательно поссорились с девочкой, подарившей мне его. Я ее разочаровал. Мне было больно слышать об этом, а ей захотелось сделать мне еще больнее, и она призналась, что Протазан никакой не сын сенбернара, а приблудный щенок: но я бредил этим дурацким сенбернаром, и она решила сделать мне приятное, потому что тогда еще не знала, какой я плохой.

— Ты думала, что я хороший, и поэтому обманула? — ошеломленно спросил я.

— Ты не умнее своего Протазана!..

Девочка оскорбленно застучала каблучками прочь от меня. Она была уверена в своей правоте… И я удивился странностям женской логики.

Четвертую собаку я купил на собственные деньги. Был промозглый мартовский вечер, я возвращался с работы домой, и на трамвайной остановке мое внимание привлек высокий мужчина с горбом на груди. Горб шевельнулся, шарф на шее мужчины вспучился, и под его подбородком возникла бородатая морда маленького фокстерьера. Это выглядело забавно; я приблизился, мужчина тоже придвинулся и неожиданно предложил мне купить фокстерьера. Я ответил, что вряд ли наскребу даже трешку; его лицо страдальчески сморщилось:

— Утром предлагали десять рублей, а позавчера я заплатил за него двадцать пять… Эх, — он махнул рукой, — все равно берите!

— Зачем же я буду вас грабить? — запротестовал я.

— Нет уж, вы, пожалуйста, возьмите! — испугался мужчина. — Я с ним целый день ношусь.

Я отдал три рубля, и фокстерьер перекочевал под мое пальто, а мужчина поведал мне, как он дошел до жизни такой. Его дочь мечтала иметь собаку, и он приобрел фокстерьера.

— Это замечательная порода! — пылко воскликнул мужчина. — С фокстерьерами охотятся на львов. Да, да, на львов! Большие собаки обычно трусливы, а фокстерьерам неведом страх. Они первыми нападают на льва, и тогда большие собаки следом!..

Мне стало ясно, что передо мной заядлый собачник, и я подумал, что просьбу дочери он выполнил с большой охотой.

— Зачем же вы отдаете его?

— Он плакал. — В голосе мужчины послышались слезы. — Он маленький и плакал ночью. А жене это не понравилось, и дочь приняла ее сторону. Вы знаете, что она мне сказала? Она сказала: «Папа, давай лучше купим золотых рыбок…» А я так привязался к нему!

— Ну и оставили бы его себе.

Мужчина почему-то обиделся и простился с фокстерьером и со мной подчеркнуто холодно. Я с жалостью и презрением смотрел вслед его понурой фигуре: он был как те большие трусливые собаки, и перед ним не было достойного примера.

В своей однокомнатной квартире на пятом этаже без лифта я мог (при желании, конечно) поселить даже гремучую змею… А все потому, что сделал осмотрительный шаг.

Я женился не на той девочке, в которую был влюблен, а на той, которая была влюблена в меня. Мы учились в параллельных десятых классах; она ходила за мной по пятам, и, не дожидаясь окончания школы, мы зашли в загс и расписались. Мои родители были против нашего брака. И вполне возможно, что им бы удалось меня отговорить. Но мы прежде поженились, а потом поставили их в известность.