Сын сенбернара - [5]
Я обвинялся во всех смертных грехах. Были, конечно, и справедливые упреки. Но были и такие, как если бы рыжего посадили в тюрьму за то, что он брюнет. И, поразмыслив, я пришел к выводу, что возврата нет, она устала любить меня и насовсем ушла к тому, который полюбил ее.
Теперь я мог завести собаку. И даже нескольких собак. Сын не стал бы возражать. Но мы с ним были неприспособленными людьми. Два раза в месяц пировали в ресторане — на большее моей зарплаты не хватало, а в остальное время питались кое-как, всухомятку или в случайных столовых. Я не имел права обрекать собаку на такое существование.
К тому же собак становилось все больше и больше, и мне все меньше хотелось иметь собаку. Попадались настоящие монстры; они походили на медведей, зубробизонов, на движущиеся кактусы и еще бог знает на что, но только не на собак. А хозяева, влекомые поводками, выступали так гордо и самодовольно, словно это у них был тигриный окрас.
Стремительное увеличение собачьего поголовья представлялось мне явлением закономерным. Жить стало легче. У людей накопился большой запас душевной теплоты; так почему же не поделиться ее избытком с «меньшим братом»!
Но на моих глазах владелец королевского пуделя, тощий, неопрятный мужчина, обрычал бабушку с внуком за то, что мальчик дал пуделю конфету. Он бы и укусил, но бабушка была боевой, и собралась толпа. Мужчина поднимал над головой (чтобы всем было видно) желтый металлический кружок на красной шелковой ленте и, брызгая слюной, кричал, что пуделю-медалисту преднамеренно хотели испортить желудок. А бабушка наступала и тоже кричала:
— Не к собакам, а к людям надо быть добрее!
Ее поддержали, и мужчина стал пятиться. Но пудель не хотел уходить: он жизнерадостно потряхивал смоляной кудрявой челкой, шлепал тяжелыми ушами и тянулся к мальчику, угостившему его конфетой. Он был замечательно красив, и я лично, не задумываясь, отдал бы ему все имеющиеся в мире медали. А его хозяин был вылитая цепная дворняжка, у которой отобрали кость; и в гибкой его спине, и особенно во взгляде было это — дворняжечье — злобное и трусливое, что надо бы укусить, да вдруг стукнут.
Среди этих двоих пудель был главным. Человек носил при себе собачью награду, гордился ею, преданно оберегал пуделя-медалиста… И я удивился противоестественности такого союза.
Пятая собака, о которой я хочу рассказать, принадлежала девочке, чьи волосы в детстве представлялись мне схожими с пухом одуванчика. Той самой девочке, в которую я был влюблен и которая подарила мне «сына» своего соседа-сенбернара.
Мы жили на одной улице, ходили в одну школу, и моя бывшая жена (тогда она еще не была моей женой) училась с девочкой в одном классе. Они были подругами. В то далекое время девочка сказала мне, что у моей будущей жены некрасивые ноги. А моя будущая, жена утверждала, что девочка задавака, имеющая в голове одних мальчиков и никаких способностей к математике.
Мы окончили школу и расстались на много лет. А когда увиделись снова, девочка была уже замужней женщиной. Она сильно располнела, и теперь можно было не опасаться, что ветер унесет ее за синие моря и высокие горы. Но я ее сразу узнал, и моя жена узнала, и она нас узнала. А ее мужа мы не узнали, так как он был не из нашей школы и познакомилась она с ним в институте.
Он оказался приятным, дельным парнем. И мы стали встречаться семьями. Но мы бывали чаще у них, чем они у нас, потому что у нас были сын и дочь, а у них была просторная квартира и не было детей.
Моя детская влюбленность давно прошла. Но взрослая женщина осталась для меня девочкой, в которую я когда-то был влюблен. И поэтому я позволю себе называть ее по-прежнему девочкой, а не каким-нибудь вымышленным именем.
Иногда я ловил на себе ее затуманенный воспоминаниями вопрошающий взгляд. И мне казалось, что она воображает, как бы могли сложиться наши отношения, если бы она в свое время не разочаровалась во мне.
Муж девочки относился к ней с трогательной заботливостью. Он был радушным хозяином и отличным кулинаром; сам любил поесть и с заметным удовольствием кормил других. В их доме не переводились симпатичные гости и было шумно и весело. Засиживались допоздна. А уже под занавес являлся бесцеремонный Эдик и требовал испечь на металлических югославских палочках очень вкусную картошку.
— Ну и нахал же ты! — привычно возмущалась девочка.
А хозяин, добродушно посмеиваясь, шел на кухню, и застолье начиналось снова.
Однажды девочка очень к месту рассказала о «сыне» сенбернара, и эта давняя история стала предметом непрекращающихся остроумных шуток.
Меня они приятно будоражили, но мою жену раздражали. И от этого ли (а возможно, мысленно сравнив меня с мужем подруги, она пришла к неутешительному для себя выводу), но в ее отношении к хозяйке дома проскальзывало нечто от прежнего школьного соперничества.
С преувеличенным сочувствием жена сообщила мне, что девочка и ее муж в самом начале супружества отказались от ребенка, а теперь, если бы и захотели, уже не могут иметь детей. Я не посчитал это большим несчастьем; и разочарованная жена высказала предположение, что у девочки роман с Эдиком. Но я всегда несколько идеализировал женщин и бурно отверг это подозрение.
Бурятский писатель с любовью рассказывает о родном крае, его людях, прошлом и настоящем Бурятии, поднимая важные моральные и экономические проблемы, встающие перед его земляками сегодня.
Сборник повестей и рассказов «Плотогоны» известного белорусского прозаика Евгения Радкевича вводит нас в мир трудовых будней и человеческих отношений инженеров, ученых, рабочих, отстаивающих свои взгляды, бросающих вызов рутине, бездушию и формализму. Книгу перевел Владимир Бжезовский — член Союза писателей, автор многих переводов с белорусского, украинского, молдавского, румынского языков.
Подарок любителям классики, у которых мало места в шкафу, — под одной обложкой собраны четыре «культовых» романа Михаила Булгакова, любимые не одним поколением читателей: «Мастер и Маргарита», «Белая гвардия», «Театральный роман» и «Жизнь господина де Мольера». Судьба каждого из этих романов сложилась непросто. Только «Белая гвардия» увидела свет при жизни писателя, остальные вышли из тени только после «оттепели» 60-х. Искусно сочетая смешное и страшное, прекрасное и жуткое, мистику и быт, Булгаков выстраивает особую реальность, неотразимо притягательную, живую и с первых же страниц близкую читателю.
В своих произведениях автор рассказывает о тяжелых испытаниях, выпавших на долю нашего народа в годы Великой Отечественной войны, об организации подпольной и партизанской борьбы с фашистами, о стойкости духа советских людей. Главные герои романов — юные комсомольцы, впервые познавшие нежное, трепетное чувство, только вступившие во взрослую жизнь, но не щадящие ее во имя свободы и счастья Родины. Сбежав из плена, шестнадцатилетний Володя Бойкач возвращается домой, в Дубовую Гряду. Белорусская деревня сильно изменилась с приходом фашистов, изменились ее жители: кто-то страдает под гнетом, кто-то пошел на службу к захватчикам, кто-то ищет пути к вооруженному сопротивлению.
Григорий Ершов родился в семье большевиков-подпольщиков, участников знаменитых сормовских событий, легших в основу романа М. Горького «Мать». «Холодные зори» — книга о трудном деревенском детстве Марины Борисовой и ее друзей и об их революционной деятельности на Волжских железоделательных заводах, о вооруженном восстании в 1905 году, о большевиках, возглавивших эту борьбу. Повести «Неуловимое солнышко» и «Холодные зори» объединены единой сюжетной линией, главными действующими лицами.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.