Сын Ра - [30]

Мы познакомились друг с другом на втором курсе, и, с тех пор, стали друзьями «не разлей вода», в буквальном значении этого слова. Всегда и везде мы были вместе. Наша общая студенческая жизнь изобилует такими «эпохальными» событиями, как: уборка многоступенчатой готической крыши кинотеатра «Россия» от снега в марте 1984 года (очень нам с Олегом пригодился этот опыт для будущей службы в армии), многочисленные походы по ресторанам и по «девочкам» (тут уже я «банковал», так как часто, по вечерам, в «мертвый» для музыкантов сезон, подрабатывал «сессионным» «клавишником» в ресторанах «Центральный» и «Сибирь»); экстремальный сплав на дырявой фанерной лодке по Оби, только что освободившейся от апрельского льда, от турбазы «Обские плесы» и до поселка Бобровка, который тогда едва не закончился плачевно — и многое другое, о чем иногда с ностальгией и большой теплотой вспоминают «бойцы» при редких, особенно в последнее время, дружеских встречах.

«Пойти по девочкам» — на нашем, только нам четверым понятном жаргоне, означало «сходить в «Петушок». Это легендарное кафе — мороженое на проспекте Ленина возле кинотеатра «Россия» издавна славилось в Барнауле необыкновенной доступностью девушек очень «легенького» поведения (очевидно, на момент открытия «Петушка» в 1984 году как — раз пришелся пик «сексуальной революции» в Барнауле), которых там всегда собиралось предостаточно каждый вечер, со скучающим видом терпеливо ожидающих за своими столиками очередного эротического приключения. Для нас же это было всего лишь разновидностью обычной охоты, только без ружей (с ружьями мы начнем охотиться с Макешей только в 1998 году и занимаемся этим по сей день) и не на водоплавающих, как обычно, а на каких — то доселе неизвестных науке представителей фауны под названием «девочки из «Петушка». Удивительно, но в этой «сексуальной охоте» из нас четверых особенно успешным был Юра Корчак. Очевидно, была в нем некая харизма — нечто такое, что энергетически непреодолимо притягивало представительниц прекрасного пола. На правах победителя ему всегда доставалось самое «лакомое» место — моя комната с широкой кроватью, где он мог без помех до самого утра предаваться сексуальным утехам. Нам же, трем «лузерам», приходилось делить сравнительно небольшую комнату зала на троих. Места в «плацкарте», при этом, традиционно распределялись следующим образом: Макеше доставалось очень узкое пространство между диваном и кладовкой, за что мы и прозвали его «задиванных дел мастером»; Коробок уютно располагался с партнершей на диване, кое — как стоящим на четырех стопках книжных томов ввиду отсутствия ножек; ну и я, Ваш покорный слуга, скромно укладывался с очередной, доставшейся мне пассией на полу возле пианино. Все эти вечера «отдыха» (почти, но еще не промискуитет) представляли собой весьма комичное зрелище — все вокруг пыхтело, кряхтело и стонало; за диваном возле кладовки всю ночь не прекращалась какая — то жуткая возня, которая периодически прерывалась истошным девичьим воплем и отборным матом Макеши — это на него и его партнершу, в очередной раз, опрокидывался диван с Коробком и его девушкой.

Полюса притяжения в нашей «отважной» четверке, удивительно похожей на знаменитую французскую четверку — Д, Артаньяна и трех мушкетеров — распределились следующим образом: я больше тяготел к Коробкову, а Коля больше тянулся к Корчаку. Роль Д, Артаньяна в этой четверке, очевидно, исполнял я — этому, безусловно, надо было соответствовать, поэтому роль «заводилы» — гасконца в нашей компании я всегда решительно брал на себя.

Одно только удивляло наших веселых барнаульских «мушкетеров», причем удивляло до глубины души — как я умудрился без особых проблем и нервных потрясений прожить в течение 5 лет один, в своей двухкомнатной квартире?! Я же не мог им сказать, что живу не один, что живу с Ра! Боюсь, что тогда, как впрочем и сейчас, они бы неправильно меня поняли.

Я очень любил и люблю свое «холостяцкое бунгало» на Потоке (самом промышленном микрорайоне города Барнаула еще со времен Хрущева). Эту любовь не омрачает даже то, что под окнами моей квартиры на втором этаже находится оживленная промышленная трасса, по которой денно и нощно проносятся, громыхая кузовами, тяжелые грузовики.

Все мое «логово» пропитано звуками пианино «Тюмень», которое дед с бабушкой подарили маме на мой день рождения 4 июня 1964. Таким образом, мы с ним — абсолютные ровесники; он — мой брат, друг, жена и любовница в одном флаконе. По этому поводу мой однокурсник Миша Гальцов посвятил мне замечательную эпиграмму, хорошо отражающую суть данного явления:

«Вы не подумайте, что Серж наш — импотент.

Сказав подобное, вы были бы не правы.

Все очень просто: инструмент для Сержа — баба,

А женщина — всего лишь инструмент!»

 — Ра долгое время старательно оберегал меня от женщин — этих идеальных «сосудов для греха»; видимо, я Ему нужен совсем для другого!

Мы совершенно срослись с ним, с этим неказистым черным «парнем» из Тюмени — подарком Бога Ра на мой день рождения. Я мог сутками сидеть за пианино в свободное от учебы время, что — то тихонько наигрывая себе под нос. Не зная нотной грамоты, пришлось научиться фиксировать возникающие неизвестно откуда музыкальные темы на свой старенький, но надежный, как автомат Калашникова, магнитофон «Сатурн».