Сын кузнеца - [41]

Отца я застал за работой. Он увидел моё приближение, и кивнул, указав мне взглядом на кузнечные мехи. Я принялся их накачивать. Полчаса спустя он отложил в сторону изделие, над которым работал. Это называлось отжигом, чтобы отпустить закалку.

— Я думал, что тебе полагалось не возвращаться ещё несколько дней, — сказал он.

— Много чего произошло, и я этим вечером возвращаюсь обратно, но мне нужно поговорить с тобой и мамой, — ответил я.

— Она в доме, я думаю — дай мне умыться, и мы зайдём. Она, наверное, захочет скормить тебе остатки завтрака, — сказал он, не дрогнув лицом, но в голосе его сквозила улыбка.

Через некоторое время, после бекона и драников, мы сидели вместе за столом. Я начал потихоньку рассказывать им о том, что со мной случилось. У меня ушло на это больше времени, чем я думал, даже учитывая то, что я опустил касавшиеся Пенни моменты. Мне не казалось уместным обсуждать случившееся с ней. Отец тихо сидел в течение всего рассказа, его суровое лицо показывало глубокую задумчивость. Несколько раз мать выглядела так, будто собиралась встрять, но он шикал на неё, и она продолжала молчать. Когда я закончил, она встала:

— Мне нужно развесить бельё. Я скоро вернусь, — сказала она напряжённым голосом.

— Что не так с мамой? — спросил я.

— Ей просто трудно посмотреть в лицо будущему, скоро она будет в порядке, — ответил он мне. — Иди, проводи свой «тест». Только позаботься о том, что он достаточно далеко от коров, а то у них молоко прокиснет.

— Я постараюсь.

Он хлопнул меня по спине:

— Иди, я поговорю с твоей матерью. У нас ещё будет, что сказать тебе, когда вернёшься. Нам просто нужно немного времени, чтобы это обдумать, — сказал отец. Я не мог его не любить. Может, он и был тихим и неразговорчивым, но потребуется нечто большее, чем новость о том, что его сын — маг, чтобы заставить моего Папу оставить свою спокойную манеру держать себя.

Я пошёл прочь от дома, а когда обернулся, то увидел, что они разговаривают. Их дискуссия выглядела довольно горячей — по крайней мере для Мамы. Я продолжил идти — что именно не так, я выясню, когда вернусь. Отойдя подальше, я проверил округу, убеждаясь, что наши немногочисленные коровы были в другом месте. Уверившись в этом, я задумался над тем, что планировал сделать.

Фейерверки подали мне идею. Я объединю заклинание для света с кое-чем ещё, чтобы создать громкий звук. Про себя я называл его «флэ́шбэнг[9]». Говорят, что называния я придумывать совершенно не умею. Я проверил себя, убеждаясь, что всё ещё был закрыт щитом. После чего приступил.

Я сосредоточился на точке в тридцати ярдах от себя, и собрал свою волю: «Лэет ни Бэрэ́к!». Я использовал свою волю подобно кнуту, стремительно ударив ею по выбранной мною точке. Результат меня удивил.

Меня ослепила вспышка света, сопровождавшаяся звуком, похожим на выстрел из пушки — низкий, трещащий грохот, бывший настолько громким и внезапным, что заставил меня отступить на шаг, покачнувшись. «Папа был прав, когда волновался за коров», — подумал я про себя. Я добился того, что создал похожий на взрыв эффект, но без повреждений. Я повторил свой эксперимент, на этот раз — расположив его у земли, чтобы посмотреть, оставит ли он отпечаток в почве. Не оставил. Я продолжил, каждый раз создавая их всё дальше и дальше, поскольку у меня и так уже звенело в ушах. Судя по всему, я мог размещать их на большом расстоянии. Возможно — в сотне ярдов или больше, хотя с ростом расстояния росла и нагрузка на меня.

Час спустя я основательно напугал всю местную живность, заставив её искать себе более мирные обиталища. Я вернулся к дому, гадая, что могла думать Мама о моей войне против сельской тишины. Их я нашёл сидящими в доме, снова за столом. Ситуация выглядела не очень.

Моя мать была вся покрасневшая, с припухшими глазами. Она плакала в моё отсутствие. Папа выглядел уставшим, его глаза не отрывались от стоявшего на кухонном столе ларчика.

— Всё в порядке? — спросил я.

Учитывая то, как выглядела Мама, я ожидал ответа от Папы, но заговорила она:

— Нет. Не в порядке, но твой Отец убедил меня, что пришло время показать тебе вот это, — посмотрела она на ларчик.

— Это имеет какое-то отношение к моим новым способностям? — взволнованно спросил я — что бы там ни было в этом ларчике, оно расстроило мою мать так, как на моей памяти не расстраивало ничто другое. Чем бы это ни было, оно могло изменить всё.

— Ну, в каком-то роде… — начал мой отец.

— Молчи, Ройс! Она дала это мне. Ты, может, и решил за нас всех, но это моя ответственность! — воскликнула Мама, в слезах, но всё же прямо посмотрела на меня: — Мордэкай, это — от твоей матери, твоей настоящей матери. Она доверила это мне, чтобы я дала его тебе, когда ты будешь старше, когда тебе понадобится узнать. Мы с нею надеялись, что ты будешь уже взрослым, прежде чем увидишь это, — зыркнула на моего отца так, будто у того проклюнулись рога.

— Что там внутри? — неуверенно спросил я.

— Её письмо, адресованное тебе. Она написала его здесь, в этой комнате, когда ты был лишь младенцем. Это — последнее, что она сделала перед смертью. Оно — твоё, — произнесла она таким голосом, будто наступил конец света.