Сын эрзянский - [60]

— Митрий, в какой стороне полдень? Совсем закружилась, никак не могу понять.

— Смотри на толстые дубы за речкой, в той стороне полдень. Туда и будут смотреть наши окна.

— Надо прокопать в круче ступеньки, легче будет ходить за водой, — заметила Марья.

— Сделаем! Все сделаем! — бодро отозвался Дмитрий.

Он стоял в вырытой по колени яме и улыбался. Марья еще никогда его не видела таким счастливым.

— А двор где будет? — спросила она.— Здесь, за избой, сразу начинается скат, для двора место неудобное.

Дмитрий вылез из ямы и отвел ее поодаль, где проходила чуть заметная лощинка. Летом здесь росла высокая трава, Дмитрий скосил ее, и теперь на ней торчали толстые высохшие концы стеблей.

— Вот по обе стороны этой лощинки поставим конюшню для гнедухи и коровник Буранке, навозная вода будет стекать в низину, — говорил Дмитрий, показывая, где что должно стоять.

Марье тоже понравилось место для двора: от избы недалеко. Двор не обязательно должен быть возле самой избы. Случись пожар — все сгорит. А так что-нибудь да останется — или двор, или изба.

Осмотрев все, Марья пошла к избе Назаровых готовить завтрак. Дмитрий продолжал копать. Надо было сделать восемь ям. До снега Дмитрий намеревался подвести сруб под крышу. Не зимовать же у Назаровых? У них там и своей семье тесно. На этих днях обещали прийти дед Охон и Иваж.

Степа пришел звать отца завтракать. Он был без шапки и в старом зипуне Иважа нараспашку. Степа не выспался и поминутно зевал.

— Не раскрывай рот, хомяк впрыгнет. Знаешь, сколько их здесь? — сказал Дмитрий.

Степа стиснул челюсти, но удержать зевоту не смог.

— Иди глотни из Бездны холодной водички, сразу сон пройдет, — посоветовал ему отец.

Степа спустился к реке. У самой воды торчал конец толстого полусгнившего бревна. Древесина в нем легко отделялась слоями. Степа принялся ногтями отдирать куски древесины и бросать их в воду, любуясь, как легко они плывут по течению. Затем он обратил внимание на косячки маленьких рыбок, плавающих у самого берега. Рыбки были почти цвета воды, и казалось, что они прозрачные. Ему захотелось поймать хотя бы одну, ничего подобного он в Баеве не видел. Он подошел к самому краю песчаного берега и опустился на корточки. Рыбки, испугавшись его, отплыли в темную муть дна, но вскоре появились снова. Они все время подплывали к берегу, но стоило Степе протянуть руку, мгновенно исчезали. Под его ногами песчаный берег осыпался. Увлекшись рыбками, он этого не замечал. Наконец берег обвалился, и Степа оказался по пояс в холодной воде. Он испугался, но, оценив положение, решил, что ничего страшного не произошло. Он попытался встать и выйти из воды, но ноги его вязли все глубже. Тогда он лег грудью на край берега и решил выбраться ползком. Песчаный берег опять подвел его, обвалился, и Степа теперь уже был в воде по самые плечи. Он испугался всерьез и закричал что есть мочи:

— Тятя, тону!

Дмитрий прибежал на его крик.

— Зачем тебя туда понесла нелегкая?

Он схватил Степу за ворот зипуна и вытащил на берег. Со Степы струями стекала вола. Полы его зипуна, лапти и онучи были залеплены густым илом. Отец велел ему бежать к Назаровым, пока не закоченел. Сам тоже отправился за ним. Но Степа, залепленный илом, не мог бежать, а плелся медленно.

— У этой речки нет дна, я так и не достал его, — говорил Степа, стуча от холода зубами.

— Не у речки нет дна, а у тебя нет разума: полез в такое время в воду.

— Я не полез, а провалился.

— Вот придешь к Назаровым и объяснишь матери, как попал в воду. Она тебя обязательно об этом спросит и научит ходить по берегу.

— А ты ей не вели, — сказал Степа.

— Чего не велеть? — не понял Дмитрий.

— Спрашивать и учить.

Дмитрий промолчал. Дома о случившемся он рассказал в нескольких словах и часть вины взял на себя.

— Не следовало бы мне посылать его к речке. Он, должно быть, наклонился попить и поскользнулся.

— И вовсе не поскользнулся, — возразил было Степа, но вовремя спохватился и смолк.

Марья качала головой и удивлялась:

— Этот ребенок, Дмитрий, падал не в воду, а где-то узяз в грязи. По шее весь в глине.

— И вовсе это не грязь, а ил. Он на дне речки, — попробовал было Степа поправить мать.

Та грозно посмотрела на него и сказала:

— Вот я сейчас Праксиной мешалкой соскоблю с тебя этот ил, тогда ты будешь знать, куда лезть!

Степа сразу же притих. Он хотел полезть на печь, но мать схватила за зипун и стащила обратно:

— Куда! Раздевайся и разувайся здесь, потом полезешь!

Близнецы катались по лавке, смеясь над Степой. Смеялись и Фима с Ольгой. Степе пришлось раздеваться у всех на виду. Рубашку он все же не снял, она намокла только до половины и совсем не испачкалась в иле. Он лег на горячую печь. Ее сегодня топили дважды — готовили нищу на три семьи. Она истопилась совсем недавно, поэтому воздух, наполненный остатками дыма и едкой горечью, лез в глаза. У Степы от этой горечи пошли слезы. Фима принесла ему поесть. Жалея его, сказала:

— Не плачь, братец, после завтрака постираю твои портки, они быстро высохнут, опять пойдешь на улицу.

— Да я вовсе не плачу, у меня слезы от дыма, — возразил Степа.