Сын Авонара - [12]

Я поставила два стула так, чтобы нам было видно входную дверь в лавку. Якопо извлек из кармана поношенной матросской куртки кожаный мешочек, достал трубку и набил ее табаком из старой жестянки.

— Вчера на горе я встретила чужака…

Я уже закончила рассказ, а трубка так и осталась незажженной.

— И он совсем не говорит?

— Ни словечка. Но ему это явно непривычно, как простой быт и необходимость обслуживать себя. Кажется, я не смогу заставить его уйти. Так что же мне с ним делать?

— Отведи его к Грэми Роуэну. Это единственный способ избежать неприятностей.

Я покачала головой.

— Дарзид наверняка говорил с Роуэном. Наш праведный шериф тут же сдаст Эрена. Этого я не хочу.

— Но если он вор…

— Мы не знаем, нарушил ли этот человек закон, и, даже если он виноват, едва ли он помнит об этом. Он не уверен даже в собственном имени.

— Может, он не тот, кого искал капитан. Может, он просто из тех парней, чей корабль разбился на Обломках, а он сумел выбраться и так оказался на горе. Я видел немало людей, с которых на Обломках вода сорвала одежду, правда, почти все они были мертвы.

— В это я не верю. Слишком много совпадений. — Что, если мне спуститься к причалам и покурить Грэми, послушать, что ему известно?

— Ты не станешь упоминать Эрена или меня?

— На это мне хватит сообразительности.

— Я присмотрю за лавкой, — предложила я, хотя терпеть не могла это дело.

— Отлично. Поройся пока что в сундуках, может, найдешь парню подходящую одежду. Я скоро.

Я исследовала три огромных деревянных сундука. То, что здесь хранилась в основном одежда покойников, мало меня волновало. Мертвые не кусаются. Вряд ли бывшие хозяева вернутся и начнут преследовать тех, кому пригодились их штаны. Я нашла серые подштанники, длинную коричневую рубаху, несколько поношенные свободные штаны из шерсти с прилагающимися к ним помочами и нитяные носки. Судя по всему, Эрен не привык разгуливать босиком. У него были нежные ноги, израненные камнями и сучками, отсутствие мозолей означало, что он привык к обуви по ноге, а не к тем чудовищным, подбитым гвоздями ботинкам, которые носили почти все в деревне, они весили с полено и были так же удобны. Но единственное, что мне удалось разыскать в сундуках Якопо, были сандалии, которые выглядели так, словно их изжевала коза.

Мне уже случалось присматривать за лавкой Якопо. И у меня не особенно хорошо получалось. Якопо мог целый час проболтать с посетителем, и, прежде чем вы успевали сообразить, женщина, пришедшая в поисках ложки, уходила с двумя глиняными кувшинами, миской, тремя рубахами и половником. Я редко заходила дальше «здравствуйте». К счастью, пока Якопо отсутствовал, пришли только двое.

Мэри Феттерлин, костлявая женщина неопределенного возраста, принесла тюк аккуратно сложенной одежды: тонкий летний плащ, куртку на мальчика, потертые на подошвах носки и пару залатанных штанов. Ее седеющие волосы свисали беспорядочными прядями, а взгляд шарил по сторонам, ни на чем не задерживаясь.

— Это вещи Тима. Ему они больше не нужны. А мне пригодится лишний грош.

Тим был последним из четырех сыновей Мэри: один из многих тысяч лейран, погибших из-за упрямства Эварда, стремившегося завоевать пустынные земли Искерана, единственного из Четырех королевств государства, не подчинившегося Лейрану. Муж Мэри пал в войне с Валлеором, которую вел король Геврон, а еще три сына — при завоевании Эвардом Керотеи.

Я росла рядом с солдатами, но мой отец нанимал людей, чтобы защищать дом и выполнять обязанности вассала, а не чтобы вести их на верную смерть. Война не обходится без потерь, это я понимала, но еще война требует хороших офицеров и разумных стратегов. А когда семья теряет всех мужчин…

— Яко сейчас нет, но, я уверена, он даст не меньше двух медяков. — Одежда столько не стоила, но так научил меня сам Якопо.

Женщина кивнула.

— Спасибо. Товарищ, который служил с ним, мне сообщил. Прошло уже почти два года, как это случилось, а я узнала только на прошлой неделе. Но я не удивилась. Мать всегда знает. Тим был мой младшенький. Он, бывало, приходил и…

— Жаль мальчика. — Бессмысленные слова. Не стоило их произносить. Но мне не хотелось выслушивать ее жалобы. Я отмахнулась от мухи, жужжащей возле лица.

— Говорят, он погиб с честью, — произнесла Мэри. — Благословенный Аннадис запомнит его имя.

Она зажала в руке свои монетки и пошла к двери. Ни мои соболезнования, ни медь Якопо не накормят ее. И я ни разу не видела, чтобы кто-нибудь из Святых Близнецов в память о погибшем солдате хоть как-нибудь помог его семье. Мэри закончит тем, что впряжется в плуг пахать поля какого-нибудь богача и будет тянуть лямку, пока не упадет мертвой. Я ненавидела работу в лавке.

Через час в дверь протиснулся оборванный мальчишка, он принес что-то, завернутое в тряпицу, вслед ему неслись крики: «Беги, осел». У мальчишки была копна золотисто-каштановых волос, худенькое личико, на котором грязь копилась все тринадцать лет его жизни, уши казались слишком крупными для хрупкого тельца. Одна нога у него была немного короче другой, и он ковылял по деревне такой неровной походкой, что казалось, будто он в любой момент может свалиться, споткнувшись о ближайшее препятствие. Его звали Паоло, но почти все в Данфарри называли его Ослом.