Сын Авонара - [10]

— Что ж, сегодня тебе лучше, — произнесла я. Огни Аннадиса, что он так на меня смотрит?

Я сменила припарку, снова наложила повязку и начала убирать остатки трав и горшки, пытаясь уйти от его жгучего взгляда.

Он, пошатываясь, совершил вылазку во двор (я и не думала ему помогать), а затем уселся за стол. Одной рукой он указал на свой живот, а другой обвиняюще ткнул в пустые котелки у очага. Хотя мне очень хотелось ответить на подобную бестактность так, как он заслуживал, я все-таки положила в сковородку лук, сыр и последние пять яиц. Он был не особенно сыт, когда я его нашла, а после приступа лихорадки, должно быть, ослабел как младенец, я же хотела, чтобы уже сегодня нас разделяли лиги.

— Извини, кроликов я добывать не умею. Придется довольствоваться тем, что есть.

Увидев, как он ест, я убедилась, что он действительно выздоравливает, — яйца и лепешка исчезли мгновенно. Что такое скромность, он не знал: опустошив миску, он грохнул ею о стол передо мной, с упреком тыча пальцем в пустое дно. Когда я отказалась готовить что-то еще, он прикончил все дикие сливы, которые лежали в корзине, и ложкой отковырял от сыра несколько солидных кусков. Прежде чем я успела завернуть сыр и унести в выложенный камнями погребок на берегу за домом, он слопал четверть светло-желтого круга, который я надеялась растянуть до осени.

К полудню Эрен метался по комнате, мучимый не лихорадкой, а бездельем. Я сунула ему в руки ведро.

— Принеси воды, я согрею, и ты сможешь помыться, прежде чем уйдешь.

Он либо не понял моего жеста, либо не захотел понять. Швырнул ведро к моим ногам, нашел в погребке сильно поубавившийся сыр и разлегся на плетеном коврике перед очагом доедать его. Скрипя зубами, я сама принесла воды из ручья, всерьез размышляя, достаточно ли он глубок, чтобы утопить наглеца. Когда я вернулась в дом, он снова шарил по моим вещам, как это было в первый день.

— Убирайся отсюда, — рявкнула я, захлопывая крышку сундука. Его пальцы спасла лишь быстрая реакция. — Что ты ищешь?

Точными жестами он настойчиво требовал меч.

Когда я ясно дала понять, что ничего подобного у меня нет, он отошел, надувшись, и сердито уселся перед ведром, сунул руку в воду, потер друг о друга грязные пальцы, наблюдая, как от руки расходятся мутные круги.

— Это для меня. — Я отодвинула от него ведро и бросила в очаг еще одно полено. — Я не прислуга и не банщица. Ты вполне способен сам о себе позаботиться, и от тебя несет навозом. — Я зажала нос пальцами, показывая, что имею в виду.

Он покосился на меня и пнул ведро, залив водою пол.

— Как пожелаешь. У меня нет времени возиться с капризными детьми.

Я принялась разбирать травы: крапиву, лопух, воробьиные языки, которые собиралась обменять в деревне на яйца и масло, намеренно игнорируя Эрена и учиненный им беспорядок. Я не доставлю ему удовольствия наблюдать, как я убираю за ним. Детская реакция на детские капризы. Однако враждебность в его взгляде означала, что это не просто детский каприз. Припухлость у меня на шее только начала проходить, малейшее прикосновение напоминало об оставленных им синяках. И зачем я притащила его сюда? «Никогда больше. Ни за что».

Когда травы были очищены от сора и увязаны, я прихватила швейные принадлежности и рваную рубаху и села на скамью перед дверью. Солнце приятно согревало лицо, тишину жаркого утра нарушало лишь гудение пчел в клевере. Эрен вышел из дома вслед за мной и немного постоял в тени у порога. Потом быстро дошел до середины луга и принялся резко вскидывать руки над головой, словно внезапно ожившее пугало. Вскоре он уже кружился и бросался вперед, сгибался и прыгал, перекатывался по земле и снова вставал.

Уронив работу на колени, я завороженно наблюдала, уверенная, что он повредился умом.

Но постепенно его движения стали более плавными и упорядоченными, и я наконец поняла, что это: выпад, поворот, удар, снова выпад… Фехтовальные движения, грациозные, умелые, полные силы. Тот, кто за ним охотился, должен был сперва убедиться, что у Эрена нет меча. Я встревоженно оглядела луг. Кто же он такой? Почему за ним гнался Дарзид?

Представление внезапно завершилось, когда Эрен споткнулся о камень и упал на траву. Стоя на коленях, с тяжело вздымающейся грудью, он заколотил кулаками по земле, потом поднялся на ноги, с трудом протащился по дорожке и устало опустился на землю перед дверью дома. Не удостоив меня даже взглядом, он принялся водить пальцем по земле, изображая грубый геометрический узор из линий, полукружий и стрел или крестов, по обе стороны от которых сидели какие-то звери.

Я наклонила голову, чтобы взглянуть на изображение под правильным углом. Что-то в этом рисунке показалось мне знакомым.

— Что это? — спросила я, кивая головой на рисунок. Он не обратил на меня внимания.

Но его занятие натолкнуло меня на мысль. Я уселась перед Эреном и сама принялась рисовать на земле.

— Это дом. — Я показала на картинку и на настоящий дом. Он кивнул, хмурясь. — Это хребет. — Я обозначила на своей схеме место, где нашла его, тропинку, ведущую в деревню, реку, мост и проезжую дорогу. Он ждал, что будет дальше. — Что-нибудь тебе знакомо? Откуда ты пришел? — Я дорисовала кое-что еще. — Монтевиаль находится на севере. Город короля Эварда.