Sweet dream - [8]

Шрифт
Интервал

А вообще, знаешь, чувак, я таких избалованных девок видел уже предостаточно — к ним все липнут, и от этого они становятся стервами, которые никогда не отказываются от подарков, но в ответ ты хуй чего от них получишь, потому что они привыкли только брать, и цены себе не сложат. А если кого и осчастливят, то только на время, потому что у них в голове принцы на белых конях.

Потом, когда им уже за тридцатник, с подругами перецапались, и мужики следом уже не бегают, они перестают ломаться и начинают плакать-рыдать, потому что вместо принца получили обрюзгшую жопу с целлюлитными затяжками, только уже поздно, батенька, метаться — лучшие годы прошли…»

Женя снова заглянула в кабинет.

— Пошли покурим?

Первой мыслью было отказаться, но потом он решил, что, в сущности, ему безразлично. Лишь бы не у него в кабинете. Кивнул и встал, на ходу дочитывая абзац:

«…В общем, мой тебе совет: пошли ее в жопу. Забей хуй. Свет клином не сошелся.

Лучше приезжай в Киев, водки выпьем. Тут такие бабы гуляют, что всё нахуй забудешь. Я когда по Майдану с пивом иду, мне иногда даже о своей Надьке забыть хочется…

Гы! =)

С коммунистическим приветом,

Миша

P.S. Забей!»

Согнувшись над клавиатурой, Виталий посопел, щелкнул мышью по значку «ответить» и быстро отстучал: «Уже забил». Отправил ответ и посмотрел на Женю, изучавшую картинку с раздавленной мухой.

— Ты вроде бы любил мух раньше, — девушка выглядела озадаченной.

— Никогда я их не любил. Идем.

Они вышли на лестницу и встали возле урны. Женя сунула в губы «Вог», дождалась, пока он поднесет огонь — ритуал, который всё больше действовал ему на нервы. Как будто сама прикурить не может…

— Виталий, что с тобой?

— Всё в порядке, — ответил он, сглатывая, и понял, что с ним уже давно не всё в порядке. Настолько давно, что пора что-то делать, иначе он просто развалится на части.

— Я так не считаю, — она заглянула ему в глаза. — Тебе нужно перестать пить. Ты похудел, ты всё время какой-то злой, дерганый, перестал понимать шутки…

— Правда? — он недобро усмехнулся.

— Правда. И не улыбайся, я серьезно говорю. Всё время сидишь на работе, это ненормально. Никуда не ходишь, ничем не интересуешься.

Закусив губу, Виталий без интереса следил за кончиком ее тонкой сигареты, на котором разгорался и тух огонек.

— А мне ничего не нужно.

— Так не бывает. Неужели тебе ничего не хочется?

— В данный момент мне хочется спать.

— Это не ответ. — На ее лбу пролегла упрямая складка. — Ты и так всё время спишь на работе, с тобой даже пообщаться невозможно стало. Я же знаю, что ты таким не был.

— А каким я был?

— Ну… не знаю… Просто другим.

— Зато ты в последнее время веселая очень стала.

— А что, разве это плохо? — Женя выпустила клуб дыма. — Я вот и тебя пытаюсь расшевелить, а ты артачишься.

— Что ты предлагаешь?

— Заведи себе девушку, что ли…

— Спасибо. Я непременно подумаю над этим.

Он затушил сигарету о перила, рассыпав сноп искр, вошел в офис и закрыл за собой дверь.

«Пиздец. Просто пиздец».

* * *

Хлопнуть дверью кабинета не получилось — мягкая обивка, мать ее… Виталий теперь часто срывал раздражение на предметах. В его руки вселился какой-то бес, они рвали бумагу, ломали сигареты, раскручивали авторучки… А правая ладонь вот уже две недели как требовала от него захлопывать все двери, какие только попадались на пути. Скоро, наверное, он уже будет делать это ногами.

Случилось всё как-то нечаянно. Женя попросила его полить цветы, стоявшие в горшках на этажерке с бумагами, и он, тяжко вздохнув (в последние дни Виталий чувствовал себя настолько заброшенным, что от любых действий ощущал почти физическую боль), полез на стул с чашкой в руке. При этом нечаянно пролил немного воды Жене на спину, и поспешно попытался смахнуть капли, пока те не впитались. Когда его ладонь задела обтянутые юбкой ягодицы, Женя отскочила, будто ее ужалили. Длинные ногти на вскинутой руке клацнули, словно хватая насекомое, а в серых глазах вспыхнула такая жгучая злость, что он отшатнулся и чуть не свалился со стула.

— Не делай так больше! — выпалила Женя, как ему показалось, с омерзением. Вода уже впиталась, но ее рука с ожесточением терла ткань, словно пытаясь отскрести едва заметные влажные пятна.

Он стоял, окаменев, не зная, что сказать. Потом слез со стула, выдавил «ну как хочешь» и ушел в кабинет на ватных ногах. Впервые за долгое время отгораживаясь от нее дверью, успел заметить, как злость на Женином лице сменилась растерянностью. В горле у Виталия запершило, и он отчетливо почувствовал, как незаслуженная обида перерастает в нем в острую черную ненависть.

Через полчаса Женя пришла, чтобы извиниться перед ним, и он даже нашел в себе силы вяло соврать, что всё нормально, но сам в это время думал о покинутом ею Николае. Тот больше не казался ему козлом. Виталий даже склонялся к мысли, что, пожалуй, выпил бы с ним рюмку-другую под душевный разговор. Ему уже очень давно хотелось выпить с кем-то понимающим. Потому что он находился в тупике. В полном тупике. И совершенно не представлял, что делать дальше.

* * *

Проснулся, отодвинул от себя почти пустую бутылку. Компьютерный плеер в сотый раз долбил по заданной программе:


Еще от автора Артём Явас
Вечер удался

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Такой я была

Все, что казалось простым, внезапно становится сложным. Любовь обращается в ненависть, а истина – в ложь. И то, что должно было выплыть на поверхность, теперь похоронено глубоко внутри.Это история о первой любви и разбитом сердце, о пережитом насилии и о разрушенном мире, а еще о том, как выжить, черпая силы только в самой себе.Бестселлер The New York Times.


Дорога в облаках

Из чего состоит жизнь молодой девушки, решившей стать стюардессой? Из взлетов и посадок, встреч и расставаний, из калейдоскопа городов и стран, мелькающих за окном иллюминатора.


Непреодолимое черничное искушение

Эллен хочет исполнить последнюю просьбу своей недавно умершей бабушки – передать так и не отправленное письмо ее возлюбленному из далекой юности. Девушка отправляется в городок Бейкон, штат Мэн – искать таинственного адресата. Постепенно она начинает понимать, как много секретов долгие годы хранила ее любимая бабушка. Какие встречи ожидают Эллен в маленьком тихом городке? И можно ли сквозь призму давно ушедшего прошлого взглянуть по-новому на себя и на свою жизнь?


Автопортрет

Самая потаённая, тёмная, закрытая стыдливо от глаз посторонних сторона жизни главенствующая в жизни. Об инстинкте, уступающем по силе разве что инстинкту жизни. С которым жизнь сплошное, увы, далеко не всегда сладкое, но всегда гарантированное мученье. О блуде, страстях, ревности, пороках (пороках? Ха-Ха!) – покажите хоть одну персону не подверженную этим добродетелям. Какого черта!


Быть избранным. Сборник историй

Представленные рассказы – попытка осмыслить нравственное состояние, разобраться в проблемах современных верующих людей и не только. Быть избранным – вот тот идеал, к которому люди призваны Богом. А удается ли кому-либо соответствовать этому идеалу?За внешне простыми житейскими историями стоит желание разобраться в хитросплетениях человеческой души, найти ответы на волнующие православного человека вопросы. Порой это приводит к неожиданным результатам. Современных праведников можно увидеть в строгих деловых костюмах, а внешне благочестивые люди на поверку не всегда оказываются таковыми.


Почерк судьбы

В жизни издателя Йонатана Н. Грифа не было места случайностям, все шло по четко составленному плану. Поэтому даже первое января не могло послужить препятствием для утренней пробежки. На выходе из парка он обнаруживает на своем велосипеде оставленный кем-то ежедневник, заполненный на целый год вперед. Чтобы найти хозяина, нужно лишь прийти на одну из назначенных встреч! Да и почерк в ежедневнике Йонатану смутно знаком… Что, если сама судьба, росчерк за росчерком, переписала его жизнь?