Связной из Багдада - [31]

– Набиуллин, – ответил офицер.

– Не нужно так кричать, господин Набиуллин, – попросил Дронго, видя, что генерал молчит. – И вообще будет лучше, если вы подождете нас за дверью. Юрий Васильевич, вы не возражаете?

– Нет, – буркнул Решетилов.

Офицер изумленно глянул на генерала и, повернувшись, вышел из палаты.

– А теперь, Роберт Надирович, расскажите нам все, что вы знаете, – мягко попросил Дронго.

Адабашев открыл глаза. У него дернулось лицо.

– Мы разве знакомы? – удивился он.

– Нет, – ответил Дронго, – но мне про вас много рассказывали. Говорят, вы были лучшим преподавателем в вашем институте и вас очень любили студенты… И даже студентки… – добавил он, чуть улыбнувшись.

У Адабашева увлажнились глаза.

– Спасибо, – пробормотал он, – спасибо.

Решетилов, заметив, что в палате только один стул, подошел к двери, приказал принести еще один. После чего уселся около больного, решив не мешать Дронго. А тот благодарно подумал, что генерал еще способен обучаться и это свидетельствует в его пользу.

– Меня перевели в эту палату, – пробормотал Адабашев. – Вчера я лежал в общей. Но сегодня утром пришел этот… эти… этот… Он сказал, что я террорист… кричал на меня… – Глаза несчастного снова наполнились слезами.

– Успокойтесь, – посоветовал Дронго. – Когда вас перевели в эту палату?

– Несколько часов назад, сегодня утром. Еще он сказал, что за мои действия ответит семья моей сестры… Это правда?

Решетилов крякнул от досады. Иногда среди их сотрудников встречаются такие идиоты.

– Неправда, – ответил Дронго. – Мы понимаем ваше состояние. Не волнуйтесь и не думайте ни о чем таком. Когда вы попали в больницу?

– Две недели назад. Я так и знал, что туда нельзя было входить. Но даже не мог предположить, что так получится…

– Успокойтесь, – снова попросил Дронго, – и расскажите все по порядку. Что случилось в Новосибирске? Откуда взялись эти иностранные студенты, с которыми вы обратились к вашему завхозу?

– Вы уже знаете? Это он вам рассказал? – Очевидно, состояние больного было гораздо хуже, чем они могли себе представить.

– Не нервничайте. И давайте по порядку. Откуда вы их знаете?

– Я их не знаю, – ответил Адабашев. – Мне позвонил мой знакомый из Москвы и попросил им помочь. Сказал, что это талантливые ребята, которым нужна небольшая лаборатория. Я пообещал помочь. Они приехали ко мне, и мы вместе отправились к Михаилу Михайловичу. Это наш…

– Знаем, знаем. Спокойно. Вы пошли к нему и попросили ключи от лаборатории.

– Да. Она находится в заброшенном корпусе, и я подумал, что ее можно использовать. Суша согласился дать нам это помещение на три дня за пятьсот долларов.

Решетилов посмотрел на Дронго и усмехнулся. Они оба помнили, что в показаниях завхоза фигурировала другая сумма.

– Вы не поинтересовались, зачем им эта лаборатория? – задал следующий вопрос Дронго.

– У нас часто просят помещения. Хранят там разные грузы. В прошлом году мы даже отдавали целое крыло института под строительные материалы. Об этом все знают. И все институты в научном городке сдают свои помещения, чтобы как-то выжить.

– И что было потом?

– Мне тоже дали двести долларов, хотя я не хотел брать. Их было несколько человек, и среди них один, хорошо говорящий по-русски. Кажется, из Прибалтики. Он дал мне деньги и посоветовал не приходить в лабораторию после того, как они уедут.

– Не объяснил почему?

– Объяснил, – тяжело выдохнул Адабашев. Было заметно, что ему тяжело говорить, но Дронго не собирался заканчивать разговор, твердо решив узнать все, что только можно узнать. – Он сказал, что у них ядовитые краски, испарения от которых продержатся в лаборатории еще несколько дней. Я ему, конечно, не поверил, но промолчал. Через два дня они уехали. Ключи оставили мне, и я захотел проверить. Нужно было предупредить Михаила Михайловича о возможном отравлении. – Абадашев опять тяжело вздохнул. – Войдя в помещение, я сразу почувствовал, что мне больно глотать. Я такие симптомы знаю, мне рассказывали о них чернобыльские ветераны. Поэтому сразу вышел, затем принес в лабораторию счетчик Гейгера. Там оказался такой фон! Тогда я немедленно предупредил Михаила Михайловича, что туда никого нельзя пускать. Но он только рассмеялся.

– Что происходило дальше?

– Я обратился в милицию. Написал заявление, что в лаборатории проводились какие-то непонятные опыты. Надо мной там лишь посмеялись и посоветовали сходить к психиатру, даже не захотели меня слушать.

Стул под Решетиловым угрожающе заскрипел.

– Тогда я решил поехать в Москву и сам во всем разобраться, – продолжил Адабашев, – но у меня начались сильные боли. Я уже тогда понял, что получил очень сильную дозу облучения. Поэтому пришел к директору и уволился с работы. Я понимал, что уже не смогу вернуться. Но хотел все выяснить.

– Нужно было идти в ФСБ, – не выдержал Решетилов.

– Куда? – не понял Адабашев.

Генерал отвернулся, ничего не объясняя.

– У меня были двести долларов, которые они мне дали, – выдохнул Адабашев, – и еще свои деньги. Я купил билет и приехал сюда. Моя сестра ничего не знает. Я с ней говорил только по телефону, чтобы к ним не ходить. У нее дети, две девочки, я побоялся к ним зайти… – Он опять начал волноваться.