Святослав - [6]
— А о каком же кладе говорил отец? — полюбопытствовал Сварг, услыхав о завете отца.
— Не ведаю, — отвечал Микула.
— За городищем, над Днепром? — Сварг долго смотрел своими темными глазами на городище и могилы за ним. — Но ведь там живешь ты?
— Не знаю, брат, о чем говорил отец.
— Так я сейчас же приду, — сказал Сварг и пристально взглянул на брата. — Может, надо что-нибудь принести? Колоду на корсту?[12] Гвоздей? Железа? Говори, Микула! Все принесу, все отдам, я же так любил отца, и такое у нас сейчас горе… Говори, Микула!
Нет, Сварг и вправду был хорошим сыном отца Анта!
4
Все спешили. Неподалеку от землянки, на зеленой траве, несколько плотников кончали выдалбливать из колоды корсту, еще один мастерил к ней крышку. У ворот стояли запряженные парой коней сани. Предать земле тело Анта надо было во что бы то ни стало до захода солнца — иначе душа его могла заблудиться в ночной тьме.
Хоронили Анта как старейшину. Во дворе городища еще до полудня собрался весь Любеч. Женщины шли с плачем, несли яства для тризны. Мужчины собирались со щитами и мечами, как велел обычай. Из дома, все нарастая, несся однообразный, печальный плач женщин. Ант сидел на помосте перед очагом и, казалось, слушал этот плач. На окне стояла пища для души Анта — сыта и хлеб.
Микула вышел во двор. Плотники уже кончили корсту, все вместе перенесли ее и поставили на сани. Потом Микула выпустил из загона коня Анта. Когда-то это был ладный жеребец, теперь же он стоял посреди двора дряхлый, с торчащими ребрами и тоже, казалось, был опечален.
На дворе были Бразд и Сварг. Бразд недовольно покачал головой — солнце склонялось все ниже и ниже.
— Начнем! — произнес Бразд.
Братья вместе с плотниками подошли к стене жилья. Глухо ударился о стену топор, второй удар прозвучал звонче, щепки от подпорки на углу полетели вокруг. Немного погодя подпорка переломилась, мужчины уперлись руками, и угол стены с треском упал.
Через эту дыру в стене и вынесли во двор тело Анта. Громче заплакали, заголосили женщины. Анта положили в корсту. В ногах у него поставили покровину,[13] меч, щит, корчагу с вином, хлеб. Потом Микула вынес из дому и разбил на деревянном чурбане две корчаги — на этой земле они не были больше нужны отцу Анту. Вынес он из дому и лукошко с овсом, чтобы посыпать дорогу, когда лошади тронутся.
Еще громче заголосили, заплакали женщины, не сдержалась и Виста, — ее горестный вопль понесся по двору. Лошади тронулись. За санями кто-то вел коня. Вслед погребальному шествию Виста бросала овес. Потом Виста воротилась в жилище — нужно было сжечь солому, на которой лежал Ант, поставить на огонь торицы с мясом, приготовиться к тризне по покойнику.
Старейшину похоронили над Днепром, сразу за городищем, недалеко от могил других родовичей. Могила для Анта была выкопана широкая, просторная. Несколько человек сняли корсту с саней, поставили на дно ямы. Рядом со старейшиной положили его щит, меч, копье, а в ногах поставили две корчаги — с медом и вином.
Прежде — и люди хорошо помнили это, — когда хоронили Улеба и Воика, возле могилы убивали и бросали на дно ямы еще и коня, но сейчас все об этом забыли. Конь Анта постоял немного позади толпы, понюхал землю и побрел, костлявый, немощный, по увядшей траве.
Лишь только в могилу посыпались первые комья земли, любечане, как и в старину, ударили в свои щиты, неистово завопили женщины, и долго еще шум и крики неслись над кручами и над Днепром, улетая в далекие просторы.
Молча возвращались все в землянку старейшины, у порога обмывали для очищения руки водой, грели их над огнищем. А на отдушине, через которую выходил наружу горячий пар от еды и человеческих тел, стоял непочатый горнец с сытою и лежал кусок хлеба — это было все, что оставлял род для души старого Анта.
— Сядем, люди, к огню, — пригласил Микула.
— Сядем, — отозвались голоса со всех сторон.
А в жилище скопилось уже так много народу, что у очага не хватало места. Поэтому одни сели, а многие продолжали стоять, жадно поглядывая на горнцы, над которыми вздымался пахучий пар.
Тризну начал старший сын Бразд. Он бросил в огонь жертву, плеснул вина. Все следили, как огонь поглотил мясо, приутих в том месте, куда полилось вино, и забушевал с новой силой.
Микула торопился. Он то и дело черпал из кадки вино, подавал людям. К корыту, куда Виста выложила вареное мясо, тянулось одновременно множество рук, люди пальцами выхватывали лучшие куски.
Когда же все сильно опьянели, в землянке зазвучал голос кого-то из старших:
— Ант был сыном Улеба, внуком храброго Воика, нашего Полянского рода…
И люди, каждый на свой лад, но все в один голос произнесли, словно пропели:
— Нашего, Полянского рода…
Один голос, очень спокойно, повел дальше:
— Рано сел Ант на коня, взял в руки меч и щит, всю жизнь ратоборствовал с врагами…
Люди сразу подхватили нараспев:
— Ратоборствовал с врагами…
Пили мед, рвали руками мясо, славили Анта.
Потом все ушли. Виста с Малушей, усталые, завернулись в шкуры и легли спать. Крепко устал и Микула, он тоже хотел отдохнуть, но не уходил брат Бразд, опьяневший от меда и ола, — он все ходил по землянке, останавливаясь то в одном углу, то в другом. Брат Сварг тоже не уходил, сидел у очага, молчаливый и хмурый.
Роман известного писателя-историка С. Скляренко о нашей истории, о прошлом нашего народа. Это эпическое произведение основанное на документальном материале, воссоздающее в ярких деталях историческую обстановку и политическую атмосферу Киевской Руси — колыбели трех славянских народов — русского, украинского и белорусского.В центре повествования — образ легендарного князя Владимира, чтимого Православной Церковью за крещение Руси святым и равноапостольным. В романе последовательно и широко отображается решительная политика князя Владимира, отстаивавшего твердую государственную власть и единство Руси.
Слово «викинг» вероятнее всего произошло от древнескандинавского глагола «vikja», что означает «поворачивать», «покидать», «отклоняться». Таким образом, викинги – это люди, порвавшие с привычным жизненным укладом. Это изгои, покинувшие родину и отправившиеся в морской поход, чтобы добыть средства к существованию. История изгоев, покинувших родные фьорды, чтобы жечь, убивать, захватывать богатейшие города Европы полна жестокости, предательств, вероломных убийств, но есть в ней место и мрачному величию, отчаянному северному мужеству и любви.
Профессор истории Огаст Крей собрал и обобщил рассказы и свидетельства участников Первого крестового похода (1096–1099 гг.) от речи папы римского Урбана II на Клермонском соборе до взятия Иерусалима в единое увлекательное повествование. В книге представлены обширные фрагменты из «Деяний франков», «Иерусалимской истории» Фульхерия Шартрского, хроники Раймунда Ажильского, «Алексиады» Анны Комнин, посланий и писем времен похода. Все эти свидетельства, написанные служителями церкви, рыцарями-крестоносцами, владетельными князьями и герцогами, воссоздают дух эпохи и знакомят читателя с историей завоевания Иерусалима, обретения особо почитаемых реликвий, а также легендами и преданиями Святой земли.
Биологическое оружие пытались применять еще в древнем Риме, когда при осаде городов за крепостные стены перебрасывались трупы умерших от чумы, чтобы вызвать эпидемию среди защитников. Аналогичным образом поступали в средневековой Европе. В середине 1920-х, впервые в мире, группа советских бактериологов приступило к созданию биологического оружия. Поздним летом 1942 года оно впервые было применено под Сталинградом. Вторая попытка была в 1943 году в Крыму. Впрочем, Сталин так и не решился на его масштабное использование.
В 2016 году Центральный архив ФСБ, Государственный архив Российской Федерации, Российский государственный военный архив разрешили (!) российско-американской журналистке Л. Паршиной и французскому журналисту Ж.-К. Бризару ознакомиться с секретными материалами. Авторы, основываясь на документах и воспоминаниях свидетелей и проведя во главе с французским судмедэкспертом Филиппом Шарлье (исследовал останки Жанны Д’Арк, идентифицировал череп Генриха IV и т. п.) официальную экспертизу зубов Гитлера, сделали научное историческое открытие, которое зафиксировано и признано международным научным сообществом. О том, как, где и когда умер Гитлер, читайте в книге! Книга «Смерть Гитлера» издана уже в 37 странах мира.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.
Ирландский рыцарь Кормак Фицджеффри вернулся в государства крестоносцев на Святой Земле и узнал, что его брат по оружию предательски убит. Месть — вот всё, что осталось кельту: виновный в смерти его друга умрет, будь он даже византийским императором.
Произведения, включённые в этот том, рассказывают о Древней Руси периода княжения Изяслава; об изгнании его киевлянами с великокняжеского престола и возвращении в Киев с помощью польского короля Болеслава II ("Изгнание Изяслава", "Изяслав-скиталец", "Ha Красном дворе").
Юрий Долгорукий известен потомкам как основатель Москвы. Этим он прославил себя. Но немногие знают, что прозвище «Долгорукий» получил князь за постоянные посягательства на чужие земли. Жестокость и пролитая кровь, корысть и жажда власти - вот что сопутствовало жизненному пути Юрия Долгорукого. Таким представляет его летопись. По-иному осмысливают личность основателя Москвы современные исторические писатели.
Время правления великого князя Ярослава Владимировича справедливо называют «золотым веком» Киевской Руси: была восстановлена территориальная целостность государства, прекращены междоусобицы, шло мощное строительство во всех городах. Имеется предположение, что успех правлению князя обеспечивал не он сам, а его вторая жена. Возможно, и известное прозвище — Мудрый — князь получил именно благодаря прекрасной Ингегерде. Умная, жизнерадостная, энергичная дочь шведского короля играла значительную роль в политике мужа и государственных делах.
О жизни и деятельности одного из сыновей Ярослава Мудрого, князя черниговского и киевского Святослава (1027-1076). Святослав II остался в русской истории как решительный военачальник, деятельный политик и тонкий дипломат.