Святослав, князь курский - [115]

Осень была в разгаре, а, значит, в самом разгаре были и хлопоты по закладыванию в княжеские гумна, амбары, житницы и кладуши запа-сов жита и прочей снеди. Русские зимы долги, да и весной до лета крас-ного есть что-то надо. Недаром же у народа присказка сложилась, что один осенний день весь год кормит. Поэтому в княжеских хоромах чуть ли не каждый божий день можно было видеть городских и сельских тиунов, огнищан, иногда и рядовичей, на которых возлагался сбор и хранение запасов. Все они были ушлым народом, знали и умели не только с закупов и холопов долг с лихвой взыскать, но и со свободных смердов, живших на княжеских землях и в княжеских волостях, и с ра-ботного городского люда. Однако и им острастка лишней не бывает — усердней лишь станут.

Впрочем, за осенними хлопотами северский князь не забывал сле-дить и за событиями, происходившими как в соседних княжествах, так и Киеве. В Смоленском княжестве, князь которого Ростислав Мстиславич, умудрился каким-то образом на этот раз остаться в стороне княжеских междоусобий, несмотря на близость с братом Изяславом, было тихо. Тишина стояла и в Черниговском княжестве. Не доходили тревожные вести из Суздаля и Рязани. Даже всегда неспокойный Новгород, и тот притих. Только надолго ли? В Киеве Юрий Владимирович продолжал веселиться, заставляя киевских богатеев вновь и вновь развязывать свои тугие кисы на его пиры и вызывая у них глухой ропот. В Переяславском же княжестве спокойствие нарушили половцы, союзники Юрия: они опоздали с оказанием ему помощи, поэтому он посоветовал ханам воз-вращаться к своим вежам без вознаграждения «одаривать-то не за что!» В ответ ханы разрешили своим воинам грабить окрестности Переяслав-ля. Но Андрей Юрьевич со своей дружиной быстро привел их в чувство, показав «где Бог, а где порог». А вот с Волыни доходили вести не со-всем радостные. Изяслав Мстиславич, не имея верных союзников в Рус-ской земле, решил поискать их у соседей. В Польше и Венгрии. Оба владетеля этих государств доводились родственниками Изяславу, Боле-слав Кудрявый, король польский, был женат на племяннице изгнанного киевского князя по сестре, а король венгров Гейза — вообще на его род-ной сестре Ефросинье Мстиславне. Оба короля не прочь были пожи-виться за счет русских княжеств. Вот к ним-то Изяслав Мстиславич и направил свои посольства. При этом посольство к венгерскому королю, как доносили северскому князю верные люди, возглавил младший брат Изяслава Владимир.

Восемнадцатилетний Владимир Мстиславич хоть и был рожден от дочери новгородского посадника Любавы, но старшего брата любил и старался ему во всем помогать. Впрочем, и Изяслав никогда не забывал о своем младшем брате, выделяя ему уделы. К данному времени князь Владимир, как и большинство его сверстников-князей, был обучен не только ратному делу, но и грамоте, и языкам. Знание им венгерского, или же угорского языка и послужило основанием для направления именно его к королю Гейзе за помощью.

«Вот уж эти Изяславы, — сравнивая поступки ныне живущего Изя-слава Мстиславича с давно покойным уже Изяславом Ярославичем, приводившим, как известно, на Русь поляков, возмущался Святослав Ольгович, — все им неймется иноплеменников приводить. Сами разо-браться в своей земле не могут, так думают, что иноверцы, латиняне, помогут… Только не бывает такого. Не помогут, лишь народец наш пограбят да и уйдут восвояси… Как, впрочем, и мы, — вспомнил он по-ходы русских дружин в Польшу во время великого княжения своего брата Всеволода, когда Игорь Ольгович изрядно пощипал польского князя Владислава Изгнанника. — Шума много, а пользы никакой».

Как и предполагал северский князь, хлопоты Изяслава Мстислави-ча окончились ничем. Вновь гора мышь родила. Не успели венгерские войска войти в земли Владимирка Галицкого, как тот, имея друзей и доброхотов среди первых вельмож Гейзы, одарив последних богатыми подарками, добился мира с венграми. Правда, пришлось расстаться с многими ценными вещами, полученными им от Юрия Владимировича. Впрочем, некоторая польза для Изяслава все же была от дружбы с венг-рами: его брат Владимир женился на дочери бана, главного вельможи венгерского короля.

Между тем октябрь подходил к концу, золотая осень уступила ме-сто слезливой, мглистой, дождливой. Все чаще и чаще в сером небе был слышен прощальный крик журавлей, все чаще и чаще городские маль-чишки, озябшие и продрогшие, подолгу стояли на одном месте, задрав к нему кудластые головы, провожая взглядами то стаи гусей, то стаи уток, то журавлиный клин. Дороги, раскисшие от дождей, даже в те дни, ко-гда солнышко вдруг выкатывалось на очистившееся от туч небо и сияло совсем по-летнему, высыхать до конца не успевали и становились ма-лопроходимыми. Жилые клети княжеского терема стали отапливаться печами, но не по-черному, как избы смердов и ремесленного люда, а с использованием хитрых устройств, выводящих дым за маковки остро-верхих шатров-крыш. По примеру того, как это делалось в Польше и в землях Византии, где когда-то побывал Святослав Ольгович. Так как печи занимали достаточно места в клетях хором, то для красоты они отделывались изразцами, а чтобы при топке уголек случайно не выка-тился на деревянный пол и не произошел пожар, за печами следили специальные челядинцы. Иногда дополнительно к печам для отопления использовались жаровни — железные ящики на железных же ножках, в которые из печей насыпались раскаленные угли. От жаровен быстро распространялся жар, но воздух вокруг них становился сух и как-то ки-словат, словно в кузнице. Поэтому Святослав Ольгович не любил ими пользоваться.