Святая тьма - [72]

— Мне кажется, что маленькая захворала от жары, — сказал Венделин Кламо, держа в руках потухшую трубку.

Всем очень хотелось, чтобы дед был прав. Почему-то казалось, что если ребенок заболел от жары, это не так страшно. И все радовались тому, что пошел дождь и стало прохладней.

Старый железнодорожник раскурил трубку и, объявив, что хочет покурить на крыльце, пошел к Шнопсеру.

— А этот горлодер на столбе не будет орать ночью? — с тревогой спросила Вильма, когда Цилька снова отворила окна в передней комнате.

— Не будет, не бойтесь, — успокоил ее Тонько и наклонился к учителю. — Я вам хочу кое-что сказать…

— Что, Тонько?

— Я перерезал проволоку, — прошептал мальчик.

"Да, поступок, достойный будущего священника!" — подумал Ян и тоже шепотом ответил:

— Хорошо сделал, только молчок, никому ни слова.

Цилька, стоявшая в дверях, зевнула во весь рот.

— Как я хочу спать, — она прикрыла рот ладонью. — Пока кормила Анульку, чуть не уснула.

Вильма взяла дочь за плечи и втолкнула в комнату:

— Немедленно раздевайся и ложись!

Дочь не возражала.

Вильма вынула из духовки калач, испеченный для сына-солдата, осмотрела его со всех сторон, хорошо ли он пропечен, не бледна ли корочка, и проворчала, чтоб слышал зять:

— Не спать четыре ночи — это и скотина не выдержит!

Ее глаза встретились с глазами зятя. Они враждебно глядели друг на друга.

"С тех пор как я дома, мы еще ни разу не остались с Цилькой наедине", — подумал Ян и сам испугался этой мысли — она была хуже боли в ноге. Он снова взглянул на тещу. Лицо ее было угрюмо, сурово и печально. Так печально, что Янко на минуту даже охватила жалость к этой старой женщине. Но злость взяла верх над жалостью. Сегодня он окончательно убедился, что именно теща управляет его супружеской жизнью, это из-за нее Цилька вздрагивает, как только он к ней прикоснется, это она следит за тем, чтобы дочь не подпускала к себе мужа.

Стоя на пороге, он раздумывал, не пойти ли ему в шинок к Шнопсеру. Все беды сразу — и война началась, и Цилька опять ушла спать без него. Даже спокойной ночи не сказала!

Дождь усилился. Учитель уселся на крыльце, вспоминая, как сиживал тут с Цилькой после свадьбы, как они смеялись и шутили, как подставляли во время дождя босые ноги под водосточную трубу. Все теперь стало безразличным. Он совсем уже было собрался отправиться вслед за тестем, но в этот момент к нему подсел Тонько.

— Вы здесь, зять! — окликнул он его.

Мальчик доверчиво поведал Яну о своих школьных делах; о том, что он больше всех предметов любит физику, а меньше всего — закон божий, что директор их — человек несправедливый, о том, кто из учеников получит награды, а кто провалится, куда поедет их класс на пикник…

У Яна потеплело на сердце, он забыл о своих невзгодах и нежно обнял мальчика за плечи.

— Тонько, девять часов! — крикнула мать.

Но они не откликнулись.

Потом учитель рассказывал Тонько о большом мире звезд и маленьком мире атомов, и это привело мальчугана в восхищение. Оказалось, что огромные расстояния разделяют не только планеты, но и электроны. Это еще больше поразило воображение Тонько.

— Половина десятого, Тонько! — снова закричала мать, и опять они оба промолчали.

Потом разговор зашел о том, что два года назад было исключено из учебных программ всех городских училищ, — о предках человека, живших миллионы лет назад.

Тут Вильма Кламова выскочила на крыльцо, будто ее оса ужалила.

— Я кому сказала? Спать! — Она схватила сына за плечи и потащила в дом.

Это означало, что она все слышала и что ей понравилось все, но только не конец разговора.

Ян Иванчик вошел в дом.

На столике у кровати горел ночничок. Цилька и Анулька спали, повернувшись лицом к открытым окнам.

Он тихо лёг, покрылся стеганым одеялом и осторожно коснулся Цилькиной руки.

— Не будите меня еще, матушка, — сквозь сон пробормотала она.

Ян отнял руку, огорченный тем, что даже и во сне жена думает не о нем, а о матери. Теперь его задевала каждая мелочь, то, на что он раньше не обратил бы внимания… Он стал считать до тысячи. Он всегда так делал, когда его мучила бессонница, и засыпал обычно между второй и третьей сотней… Но сегодня он досчитал уже до пятисот, а сон все не шел. Ян слышал, как подвыпившие мужчины вышли от Шнопсера, обругали дождь и весело приняли решение вернуться в шинок. Домой отправился только Венделин Кламо. Когда Ян досчитал до восьмисот, в кухне послышалось тещино ворчанье, но и оно прекратилось, как только заскрипела кровать, — железнодорожник укладывался подле жены…

Тысяча… В доме тихо, только дождь стучит по крыше да вода бежит по водостоку… Вторая тысяча… Дождь бьет по мостовой… Нет, на Цильку он не мог сердиться — он знал, видел, как все сразу навалилось на нее… Он даже упрекал себя — ведь она действительно не спала несколько ночей подряд… Однажды — он еще не был тогда женат — он не спал во время масленицы две ночи и от усталости буквально падал… Но что делать, если Цилька разлюбила его? Он вернулся из больницы, и она ни разу не взглянула на него ласково, не обняла его… А ведь ему так мало надо! Пусть бы она сказала только: "Вот выздоровеет Анулька…" Если бы он услышал от нее эти слова, он бы все вытерпел… А ведь было время, и не так давно, когда Цилька сама звала его к себе… Прежде он всегда верил, что мечты сбываются. А теперь? Теперь он убедился в том, что жизнь и мечта — совсем разные вещи.