Святая Русь - [105]

Тут Александр Сергеевич допускает неточность. Емельян Пугачев не был старовером. На допросе 16 сентября 1774 года он рассказал о себе: «До семнадцатилетнего возраста жил я при отце своем так, как и другие казачьи малолетки, в праздности. Однако ж не раскольник, как прочие донские и яицкие казаки, а православного греческого исповедания кафолической веры. И молюсь Богу тем крестом, как и все православные христиане. И слагаю крестное знамение первыми тремя перстами».

В «Истории Пугачева» вскользь упоминаются важнейшие старообрядческие центры – «раскольничья слобода» Ветка в тогдашней Польше, «раскольничьи селения» и скиты на берегах реки Иргиз – притока Волги.

Среди записей «Table-talk» Александра Сергеевича есть набросок портрета старовера Ивана Евстратьевича Свешникова – крестьянина-самоучки, перешедшего в Синодальную Церковь и изумлявшего всех в Петербурге природной ученостью.

О Свешникове, ошибочно называя его Ветошкиным, Пушкину рассказывала Наталья Кирилловна Загряжская: «Однажды он является к митрополиту и просит его объяснить ему догматы православия. Митрополит отвечал ему, что для того нужно быть ученым, знать по-гречески, по-еврейски и Бог ведает что еще. Ветошкин уходит от него и через два года является опять. Вообразите, что в это время успел он выучиться всему этому. Он отрекся от своего раскола и принял истинную веру».

Свешников – фигура анекдотическая. Этакий экспонат кунсткамеры времен Екатерины II. Рядом с Федором Пушкиным, Алексеем Соковниным, Кондратием Булавиным и Игнатием Некрасовым он выглядит карикатурой на староверие.

Таким образом, наш классик, сам о том не подозревая, создал целую галерею старообрядческих портретов – с середины XVII до конца XVIII столетий.

Трагическая тема церковного раскола – одна из важнейших тем русской истории – не оставила Пушкина равнодушным. Невольно она манила его, привлекая семейными преданиями, яркостью фигур «бунташного» XVII века и тревожной перекличкой с современностью.

Не пройдет и десяти лет со дня гибели Александра Сергеевича, как тема староверия внятно прозвучит в русской литературе и даже станет модной. Знакомец Пушкина писатель М. Н. Загоскин издаст в 1846 году роман «Брынский лес» – «эпизод из первых годов царствования Петра Великого». За ним последуют старообрядческие романы П. И. Мельникова (Андрея Печерского), рассказы И. С. Тургенева, Н. С. Лескова и Д. Н. Мамина-Сибиряка.

Если бы Александр Сергеевич прожил еще, наверное, он непременно обратился бы к истории старообрядчества.

Ведь поэт В. А. Жуковский, разбиравший после гибели Пушкина его рукописи, писал: «Наши врали-журналисты, ректоры общего мнения в литературе, успели утвердить в толпе своих прихожан мысль, что Пушкин упал; а Пушкин только что созрел как художник и все шел в гору как человек, и поэзия мужала с ним вместе».

Опубликовано: журнал «Русский мир», 2015, № 3

Иван Сергеевич Тургенев и русское старообрядчество

В галерее русских типов, созданных Тургеневым, есть несколько образов искренне верующих людей. Народная религиозность привлекала писателя, но, как заметил известный литературовед Николай Леонтьевич Бродский, в вопросах веры классик был «холодным исследователем без интимного интереса».

Русский интеллигент XIX века мог судить о старой вере преимущественно по «противураскольническим» книгам богословов государственной Синодальной Церкви. Официальная историография объявляла старообрядчество «суеверием», происходящим от вековечной безграмотности народа. О древлем благочестии и его приверженцах тогда было принято говорить уничижительно: «раскол», «ханжество», «раскольники», «сектанты».

Конечно, этакое «невежество» не стоило внимания «просвещенной» публики. Но в царствование Николая I общественное отношение к старообрядчеству несколько меняется: начинается увлечение a la russe – всем русским. Входят в моду бороды, шапки-мурмолки, рубахи-косоворотки, квас и рассольник огуречный.

В старообрядчестве публика обнаружила «русский дух» и «народную самобытность». Многих писателей привлекли патриархальный быт староверов и трагическая история церковного раскола. Во второй половине XIX века к этой теме обращаются выдающиеся прозаики Павел Иванович Мельников (Андрей Печерский), Николай Семенович Лесков и Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк.

Одним из первых отписался на эту тему почтенный беллетрист Михаил Николаевич Загоскин. В 1846 году он издает исторический роман «Брынский лес» – «эпизод из первых годов царствования Петра Великого». Пожалуй, наиболее значительным произведением о старообрядчестве становится дилогия «В лесах» и «На горах» Мельникова, который был не только талантливым литератором, но и правительственным чиновником «по борьбе с расколом», а потому в совершенстве знал описываемый предмет.

Интересовало древлее благочестие и Ивана Сергеевича Тургенева, хотя его произведения не столь плотно «населены» староверами, как романы и очерки Мельникова. Как правило, это одинокие и случайные персонажи, вроде начетчика из рассказа «Живые мощи» (1874), поведавшего страдалице Лукерье легенду о Жанне д’Арк – святой девственнице, освободившей некую страну от агарян, а затем добровольно умершей огненной смертью за свой народ.